«…мужчину и женщину сотворил их»
1.
Как правило, нормальная жизнь людей включает отношения мужчин и женщин. Из этого «какправила» возможны исключения, но все же обычно люди либо живут в парах и семьях с партнерами, либо ищут партнеров.
Исключения можно разделить на две категории. Одна категория как бы выше сексуальных отношений мужчин и женщин — это то, что у П.Д.Успенского называется «суперпол», то есть человеческие существа «выше» разделения полов, к каковым П.Д.Успенский относит Будду, Иисуса Христа и т.п. На пути к этому возникают особые формы жизни людей — такие как, например, монастырь. Там люди специальным образом, сознательно понимая, что они делают и зачем, исключают этот аспект жизни для того, чтобы достичь чего-то, что им очень нужно. При этом имеется в виду, что все энергии, которые у обычных людей задействованы в обменах между мужчинами и женщинами, находят свое место в их духовной работе. Не игнорируются, не усекаются, не подавляются, а просто находят иное применение.
Второй тип исключения — это социальные ситуации, где продолжительным и массовым образом отношения мужчин и женщин нарушены. Это тюрьма, армия, бестолковый и бессмысленный (в отличие от толкового и осмысленного) монастырь. Понятно, что в этом случае нормальный энергообмен между мужчиной и женщиной усекается, подавляется, блокируется и т.д. Известно, что ни к чему хорошему это не приводит.
Итак, еще раз: нормальная жизнь людей включает отношения между мужчиной и женщиной.
2.
Семья имеет три основные функции:
- Функция организации и легализации отношений мужчин и женщин.
- Функция воспроизводства людей, то есть зачатие, рождение, выкармливание и воспитание детей.
- Функция организации жизни и жизнеобеспечения: кров, питание и т.п.
Все три функции одинаково важны и необходимы. Они взаимосвязаны: организация и легализация отношений мужчин и женщин связана с рождением и воспитанием детей, и все это должно обеспечиваться некоторым устойчивым порядком жизни. В этом смысле, семья действительно является ячейкой или единицей общества, поскольку таковы же основные функции общества. Таким образом, это определение относится к самым разным формам семейной жизни, даже весьма, с нашей точки зрения, причудливым.
3.
Семья как форма жизни, если она устойчива, обладает чертами классической формы.
Это означает, во-первых, что она имеет под собой некую естественную, природную основу. Например, уже некоторые из высших животных живут семьями. Вместе с тем, классическая форма связана с искусственным ограничением этой природной основы и определенной ее модификацией. На нескольких взятых за основу природных отношениях классическая форма выстраивает сложную, развернутую, рафинированную систему.
Приведу пример классической формы из иной сферы. Музыкальный язык новоевропейской классической музыки имеет в своей основе натуральный звукоряд (последовательность обертонов, возникающих одновременно с «основным тоном»). Но для организации музыкальных отношений классическая музыка берет из последовательности обертонов лишь несколько первых — октаву, квинту и терцию (исторически предшествовавшие современной музыкальные системы ограничивались только октавой и квинтой). Далее в целях создания замкнутой системы натуральная квинта из натурального звукоряда (отношение частот колебаний 2/3) заменяется «темперированной», несколько более «узкой», но зато позволяющей разделить октаву на 12 равных промежутков-полутонов. В результате наша классическая музыка основана на очень специфическом, нигде, кроме новоевропейской классики, не существующем «темперированном строе». При этом, конечно же, на «окраинах» системы возникают многочисленные проблемы соотнесения ее с «более натуральными» отношениями, а сама система оказывается в своем развитии ограниченной той «условностью», на которой она основана (один музыковед назвал это «фундаментальным софизмом системы»).
Семья в устойчивых обществах — это в некотором смысле такое же «классическое» образование, основанное на каких-то природных принципах, но ограниченных, урезанных, ужесточенных и замкнутых в искусственную систему. Семья — форма жизни глубоко системная, как в своей внутренней организации, так и в своих отношениях к объемлющему социуму, «ячейкой» которого она себя полагает.
Возьмем нашу европейскую моногамную и моноандрическую семью. Один муж, одна жена, дети, дедушки и бабушки. Её центром является отношение мужчины и женщины, определенным заданным образом выполняющих все описанные функции. Обычно в этой семье три, реже четыре поколения. Центр семьи — родители, у них — дети, которых они растят, дедушки и бабушки, о которых они заботятся.
Семья сохраняется во времени, «пропуская» через себя сменяющиеся поколения людей: дети растут, достигают зрелости, становятся родителями, их родители становятся дедушками и бабушками, стареют, умирают, но к этому времени их дети, побывав родителями, сами становятся дедушками и бабушками. Три поколения движутся параллельно, постепенно сменяя друг друга. Структура остается той же, но если мы посмотрим на нее в аспекте времени, мы увидим моменты относительной стабильности и моменты кризиса. Основной переход — когда бывшие дети, взрослея, становятся родителями. Это делает бывших родителей бабушками и дедушками, переводит их в следующее поколение и некоторое время может иметь место нестабильность, потому что родители молодых родителей некоторое время считают себя ещё «родителями», с присущими им правами и обязанностями, и лишь постепенно от них отказываются. Молодые родители также первое время могут еще считать себя «детьми». Проходит некоторый переходный период, система вновь стабилизируется. В хорошо организованном традиционном социуме есть соответствующие нормы, помогающие проходить критические периоды.
Итак, центром этой системы являются мужчина и женщина, они же — папа и мама. Они — хозяева жизни. Им принадлежит дом, они хозяйствуют, растят детей, дети живут «при них». Бабушки и дедушки им помогают. Значит — такова классика. Мы ещё вернемся к тому, что в нашу эпоху эта классика столкнулась с фундаментальным противоречием.
4.
Многие семейные терапевты (особенно американские, сами выросшие в крепких традиционных семьях) утверждают, что реальностью жизни людей является семья, а отдельные люди, индивиды, являются элементами семьи. Поэтому они работают с семьями, а с отдельными людьми работают как с элементами семьи. Подчеркну: живут, то есть обладают полнотой и целостностью существования, — с этой точки зрения — семьи, а отдельные люди являются элементами семей и живут в соответствии с тем, как живут семьи. Это, конечно же, не теоретическое утверждение, а ценностное, то есть дело, с одной стороны, выбора, а с другой, — культурно-исторической реальности.
Но новоевропейское общество, как известно, начинается с того, что единицей (а не элементом), обладающей полноценной самостоятельной жизнью, становится отдельный самостоятельный индивид — личность. С некоторой ценностной и культурно-исторически детерминированной точки зрения живут как раз отдельные люди (постольку, впрочем, поскольку способны стать личностями), а семья является условием их жизни. Каждый из нас волен выбрать, потому что культурно-исторические условия, например, в Москве есть и для того, и для другого. Если мы смотрим на это с точки зрения индивида и говорим, что единицей жизни является индивид, мы должны посмотреть, где и как он может приобрести эту независимую от семьи жизнь.
Наиболее известные в традиционном обществе формы — это когда юноша (значительно позже — девушка) уезжает из семьи, чтобы получить образование в каком-нибудь кадетском корпусе или институте благородных девиц. Поначалу это, разумеется, касается лишь самых верхов общества, но со временем общественное развитие приходит к тому, что если не все, то многие молодые люди оказываются «брошенными» (как называет это Хайдеггер) в индивидуальное существование, и если не всем хватает энергии действительно стать личностями, то это — их беда, и они вынуждены коротать свое одиночество на достоевских чердаках или моэмовских мансардах.
Между социальным статусом ребенка и социальным статусом родителя появляется зазор. В традиционной семье ребенок растет и автоматически дорастает до того, что его женят или выдают замуж. Причем именно так — женят и выдают замуж, потому что пока он еще ребенок и родители им распоряжаются. Вот когда женили или выдали замуж, образуется семья, она конституируется рождением собственных детей. Теперь они уже не дети, а родители. (Взрослого, в терминах Р-В-Д Берна, — заметьте! — в этой системе не предполагается).
Так вот, получение образования вне дома — это пример того, как в социальной жизни возникает зазор. Дети оказываются, например, студентами. И тем самым они вроде уже не дети, но ещё и не родители. Когда юноша или девушка находятся вне семьи и не являются ни детьми, ни родителями, они оказываются индивидами по своему способу жизни, они живут самостоятельно.
5.
Однако индивидуализируясь, они по-прежнему — в соответствии с нашим тезисом — нуждаются во взаимоотношениях мужчин и женщин. И вот эти индивидуализированные «индивидуи» и «индивидуйки» начинают искать себе пару, — не семью, а именно «пару» — для своей индивидуальной жизни.
«Парой» можно назвать более или менее устойчивый способ организации сексуальных и личных отношений сексуальных партнеров. В паре индивиды принимают на себя ответственность за свои сексуальные отношения. Однако же для пары характерно то, что с точки зрения социума она не легитимна. Как только сексуальные отношения легитимизируются, пара превращается в семью, со всеми вытекающими из этого следствиями. Отношения людей в паре — дело их личного выбора и личной ответственности, — на которую, конечно, тут же «садится» куча социальных интроектов: все объедки, ошметки и обрезки семейной сексуальной морали погружаются на эту пару и портят им жизнь, как только возможно. Но это — в скобках, а по сути пара — это устройство самостоятельных индивидуев и индивидуек для обеспечения отношений мужчин и женщин (далеко не только сексуальных, т.к. сексуальность в паре обычно бывает необходимой, но далеко не достаточной).
Мы живем в эпоху, когда реальность семьи является фундаментальной окружающей нас реальностью, но и реальность пары является фундаментальной окружающей нас реальностью. Очень важно понимать, что семья — это не пара, а пара — это не семья. Семья может включать, а может не включать отношения пары (для большинства семей это является непростой психотехнической проблемой); пара может возникать для создания семьи и перетекать в семью, но это принципиально разные по своей сути, по своей культур-антропологической природе образования.
Повторим: семья — это традиционная форма организации воспроизводства и поддержания жизни людей, включая отношения мужчин и женщин. Пара — это свободный союз индивидуев и индивидуек, которые индивидуализировались и нуждаются друг в друге, потому что людская жизнь нуждается в отношениях мужчин и женщин. Пара — образование принципиально не традиционное (не системное!), и хотя пары существуют в европейском ареале, начиная с эпохи Тристана и Изольды, но всегда они конституируются (и описываются) как антисистемное образование. А семья — организм принципиально традиционный.
6.
Основанием для создания пары и пребывания в ней, часто вопреки требованиям «ближнего социума», принято полагать миф об «индивидуальной половой любви». В новоевропейской истории миф о любви, или романтический миф, возникает как принципиальное противопоставление традиционным семейным отношениям. (Можно полагать, что это — одна из мифологических основ индивидуализации). Создатели и последователи этого мифа всегда понимали, что дело обстоит именно так. Более того, это противопоставление людьми, которые хоть что-нибудь в этом понимали, всегда осознавалось как трагическое. Один из первых текстов этого мифа — легенда о Тристане и Изольде, где само имя Тристана расшифровывается легендой как «дитя печали». Любовь спонтанна, она идет вразрез с социальным статусом и социальными задачами любящих, с семейными отношениями, она их нарушает и, в конце концов, рушит и/или гибнет сама, вместе со своими «носителями». Она не просто не легитимна, она антилегитимна, она — незаконна. Таковы Тристан и Изольда, Ромео и Джульетта, позже эта тема подробно разработана у немецких романтиков, в частности, у Гофмана.
Но вот, примерно с середины 19-го века, с кульминацией в самом начале 20-го, возникает странная контаминация. Начинает хотеться, чтобы, с одной стороны, была любовь, а с другой стороны, чтобы была семья, та самая — надежная, устойчивая, благоприятная для воспитания детей, буржуазная семья. Юноша и девушка должны встретится, полюбить друг друга, а потом — жениться «по любви», при этом любовь каким-то таинственным образом должна сохраниться, но перестать быть спонтанной и свободной, а стать основой буржуазного благополучия. Известная кульминация этого весьма сомнительного мифологического гибрида — формулировка «они жили долго и счастливо и умерли в один день».
При этом забывается, что романтическая любовь «свободна, мир чарует, законов всех она сильней», что «для первой же юбки / он порвет повода…» А также (еще более глубинное, архетипическое): «Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте». Что вы! «У нас, конечно, все будет иначе, мы будем счастливы» — по любви, но надежно; надежно, но по любви. Поэтому: (она) «Ах, ты меня не любишь?! Вон!!» — (он) «А как же дети?» — (она) «Детям нужна счастливая семья!» — (он, с мукой в голосе) «Но я люблю другую!» — (она, с отчаянием, но и не без торжества) «А как же дети?!» — (он, которого она, наконец, «достала») «У нас тоже будет ребенок!»
Это является основным противоречием современной семьи. Мужья и жены считают себя обязанными находиться в состоянии любви. Как сказал один злобствующий писатель, «если бы не художественная литература, девяносто пяти процентам этих людей и в голову бы не пришло, что они вообще кого-то, как-то любят. Но литература задает образцы, поэтому все насилуют себя, вымучивают эту любовь или по крайне мере тщательно скрывают от себя, что совершенно не понимают, что это такое. Но хуже, поскольку люди для себя этого (не знамо чего) хотят, то требуют от партнера этой самой любви, которую положено предъявлять при входе в квартиру, как карточку при входе в метро».
7.
«Любовь», о которой идет речь, с точки зрения стадий сексуального развития (например, в концепции Эрика Эриксона), может иметь очень разные обличья. «Настоящая» (если полагать, что это выражение имеет какой-нибудь смысл) любовь может возникнуть на стадии, которая у Эриксона называется юностью. Именно такова любовь Ромео и Джульетты, а любовь Тристана и Изольды (первопроходцев) — состояние даже еще более зрелых, взрослых мужчины и женщины. Такова любовь, «следы» которой можно услышать в произведениях Роберта Шумана, например, в вокальном цикле «Любовь и жизнь женщины».
Среди своих клиентов (а также среди своих знакомых) людей, способных на такую любовь, я не видел. Это очень высокая вещь, и большинство людей в нашей среде до сексуально-психической стадии юности не дорастают, застревая, фиксируясь на различных стадиях детства, и дальше воспроизводя в своих сексуальных отношениях то, что я называю комплексом детской любви (КДЛ). Этим термином я заменяю то, что в более узком смысле в старом психоанализе называлось комплексом Эдипа и комплексом Электры, потому что то, о чем мы говорим, принципиально не сводится к сексуальным отношениям.
Все, понимающие в деле, всегда ощущали, что за фрейдовскими формулировками определенно есть что-то очень важное, хотя их, в их буквальном смысле, сомнительность — если позволить себе толику здравого смысла — тоже очевидна. Так вот, по-моему, есть за ними следующая вещь: в раннем детстве, до латентного периода у детей не дифференцирована детская сексуальность, детская эмоциональность и детская зависимость. Они — не синтез, а синкрет, синкретическое, недифференцированное, нерасчлененное единство. А юношеская любовь — это синтез уже дифференцированных сексуальности и эмоциональности, при том, что детская зависимость уже преодолена.
Меня постоянно спрашивают, как отличить одно от другого. Один из совершенно отчетливых, определяющих признаков: в юношеской любви отсутствует психологическая зависимость детско-родительского типа. В невротических, основанных на комплексе детской любви, отношениях зависимость присутствует обязательно, и множество эмоций типа ревности, зависти, невозможности отпустить, страданий и всего такого прочего завязаны на архетипической ситуации «мама уходит» или «папы долго нет», что накладывает своеобразный отпечаток на отношения в парах и семьях. Чаще всего «любовью» эти мальчики и девочки (различных возрастов, вплоть до 60-ти) называют интенсивно насыщенную отрицательными эмоциями инфантильную требовательность: «Будь мне тем, будь мне этим». Так называемые счастливые семьи — это те, где удалось «сторговаться»: «ты мне будешь тем, а я тебе за это этого буду этим». Если это более или менее соотнесено, договорено и, как нынче говорят, «катит», то получается «счастливая семья». Но чаще «не катит», и у всех масса всяческих претензий друг к другу, — сексуальных, зависимостных, эмоциональных.
8.
Я никоим образом не хотел бы быть так понятым, что-де я не верю в эту самую высокую идеальную любовь (как поняла меня много лет назад интервьюерша из «Комсомолки»). Верю, конечно, — но только нам с вами до нее «сорок верст и все лесом».
Как только появляются дети, пара автоматически становится семьей. И вместо воображаемой «свободы» появляется непростая, нестандартная и на сегодняшний день не имеющая социально-нормированного и даже социально апробированного решения задача: как же со всем этим быть? Как организовать жизнь свою и своих детей так, чтобы не очень напрягаться, не очень завидовать, не очень ревновать, не очень ненавидеть? Как трансформировать то, что в первоначальной влюбленности казалось «любовью», в более устойчивое, менее себялюбивое, более нужное для жизни и одновременно более возвышающее (обоих партнеров) чувство?
Решения мы должны найти каждый и каждая для себя, это дело нашего свободного творчества. Но сделать жизнь осмысленной в этом отношении не получится легко и «с кондачка», т.к. семья — отмечу еще раз — форма глубоко системная и внутри себя, и в своем отношении к социуму. Все это на самом деле очень непросто, и для решения этих вопросов нужно, с одной стороны, много знать, разбираться в устройстве этой системы, но, с другой стороны, — творить и рисковать, хотя бы даже за свои решения и выборы приходилось расплачиваться судьбами своими и своих близких. Ничего не решать, — это, как известно, тоже решение, тоже имеющее свои последствия…
P.S. Идеи этой лекции получили подробную разработку в продолжавшемся три месяца семинаре Мастерской «Эннеаграмма индивида, пары и семьи», материалы которого я довольно подробно публиковал в своем ЖЖ (апрель-июнь 2008). Они будут обработаны, оформлены и отредактированы, а после этого выложены на сайт. Следите за афишами.