1.
Я хочу сегодня предложить вам сложную тему, вернее — начало сложной темы, постепенно мы будем в ней обретать большую определенность (соответственно, материал будет дополняться). Это тема про социальные роли.
У маленького ребенка, лет, допустим, двух, социальных ролей нет. Он такой, какой он есть. Ему может быть интересно, или боязно, или как-нибудь еще, — и все. Постепенно он обретает некоторую Самость (Self), то есть обретает какое-то «Я», и начинает это «Я» демонстрировать. Пока — в семье. Он какой-то для мамы, для близких людей. Но когда он приходит в школу, он становится единицей, отслеживаемой социумом: он заметен, он начинает быть социальной единицей. Если он, допустим, не пришел в школу, то это какими-то инстанциями социума отслеживается, и социум в лице каких-то своих инстанций интересуется: «Что такое, чего это ты не пришел в школу?»
В нашем обществе (может быть, не везде так) нельзя быть никем. Во множестве разных ситуаций нужно быть кем-то, нужно играть какие-то социальные роли. И у каждого из нас этих ролей много. Если ты вошел в автобус — ты пассажир, и на тебя распространяются какие-то правила (писаные, но в большей степени — неписаные), относящиеся к пассажиру. Если ты вошел в магазин — ты, соответственно, покупатель. Если ты пришел на работу, там тоже имеется соответствующий набор ролей. «На золотом крыльце сидели царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной», — и дальше вопрос: «Кто ты такой?» На этот вопрос, сознательно ли, или бессознательно, в любой ситуации любой человек должен иметь и имеет ответ. Даже «бомж» (что означает «без определенного места жительства») имеет вполне определенные роли, в частности — вполне определенные «места жительства».
У большинства людей необходимость отвечать на этот вопрос окрашена некоторым невротическим напряжением. У некоторых людей такого напряжения нет. Возможен невротический крен в обратную сторону, когда человек с удовольствием предъявляет себя в каких-то своих социальных ролях. Наверное, возможны, а для некоторых желательны, состояния социальной релаксации. Это состояние очень особое, ему можно научиться, если захочется, но оно очень необычное.
Важно, что всякая коммуникация, причем не только внешняя коммуникация, но и внутренняя (так называемый «внутренний диалог»), тоже определена социальными ролями. Когда человек разговаривает сам с собой, внутри себя, — это тоже происходит из тех или иных ролей.
Как правило, роли, в которых находится человек сложно иерархически организованы. Например, на каком-то тренинге человеку нужно рассказать партнеру о какой-то модификации какого-то продукта, который он будет впоследствии впаривать клиентам. Рассказывает он об этом не клиенту, которому он это собирается впаривать, а партнеру по тренингу. Так что ближайшее их ролевое отношение состоит в том, что они партнеры по тренингу, но внутри этого отношения они еще изображают деловую коммуникацию, а кроме того они еще вступают в какие-то личные отношения друг с другом, типа: симпатия/антипатия, одобрение/неодобрение, оценки. И весь этот компот упаковывается в одну коммуникацию, в которой каждый из них играет определенную роль.
Эта констелляция подробно обсуждается в театроведении, в частности — у Станиславского. Когда актер играет Гамлета, он осознает, что он не Гамлет, иначе он был бы не актером, а сумасшедшим. Но если он актер, он одновременно должен быть «как бы Гамлетом», — иначе мы ему не поверим. А быть Гамлетом — это очень сложная система: это значит быть сыном своего отца, сыном своей матери (как вы помните, это вызывает в нем внутренний конфликт), и т.д. Одним словом, всякая, даже единичная роль, в которой человек находится в данный момент, очень сложно устроена.
(Еще одна книга, где эти проблемы подробно обсуждаются, — «Анализ фреймов» Ирвина Гофмана).
Важно еще понимать, что всякая роль соотносительна к другой роли (или другим ролям): покупатель соотносителен продавцу, начальник — подчиненному, дети — родителям, и т.д.
Как вы понимаете, задачи избавиться от социальных ролей не стоит, это была бы совершенно не реальная и совершенно лишняя задача. Но стоит задача организации этих ролей, и организации внутреннего отношения к этим ролям.
Рассмотрим в этой связи несколько оппозиций.
Актер, который играет Гамлета, знает, что он не Гамлет. Студентка, которая пришла на лекцию, может вполне искренне думать, что она и есть студентка, которая пришла на лекцию. Можно назвать это отождествлением с ролью. Это очень мощный социальный механизм. С другой стороны, существуют и социальные механизмы растождествления с ролью. Влюбленный студент, может быть, приходит на лекцию, чтобы увидеть свою возлюбленную, и хорошо это сам понимает: он изображает студента, который пришел слушать лекцию, но «на самом деле…». Соответственно, мы видим, что в обычной социальной ситуации возможно отождествление и растождествление с конкретной ролью. Внутреннее растождествление с любой социальной ролью — это уже упоминавшееся состояние «социальной релаксации» — весьма особое состояние, требующее значительной психотехнической (и пневмотехнической) подготовки.
Можно говорить также об осознанности или неосознанности (рефлективности или нерефлективности) в отношении к роли. Человек, который научился осознавать свое пребывание в роли, может научиться также отслеживать моменты вхождения в роль и выхода из роли: в жизни это не так просто, как в театре.
Другая полезная оппозиция — добровольное/насильственное принятие роли.
И еще одна оппозиция: можно говорить о «естественной» социальной роли и, скажем, маске. Пример маски — принц, который переоделся слугой, чтобы проникнуть в покои возлюбленной. Он думает, что «на самом деле» он — принц, но надел маску слуги. Впрочем, вопрос о том, какое дело — «самое», совсем не прост. Это может быть четко определено в самосознании принца, но это самосознание может быть подвергнуто коррекции — с помощью ли внешних обстоятельств или как психотехнический прием. Обстоятельства, заставляющие усомниться в определенности «самого дела», часто обыгрываются в художественной литературе и в театре (в частности, я нередко ссылаюсь на игру «приемные родители/настоящие родители», которую мы используем в определенных целях). Учебник психотехнической игры такого рода — «Принц Госплана» Пелевина.
2.
Техника, которая из этого следует, — это одна из техник перевода вопросов: «Что я делаю?», или «Что мне делать?», в вопрос: «Кто это делает?» или «Кем надо быть, чтобы иметь возможность что-то делать?», или, наоборот: «Кем надо не быть, чтобы иметь возможность чего-то не делать?»
Скажем, для большинства из вас актуален вопрос отношений с мамами и папами. Соответственно, какие-то вещи возможны из роли дочки, или сынишки, сынули, и становятся невозможными из роли взрослого человека, такого же взрослого, как мама.
— А нельзя ли наполнить ту же роль иным содержанием? Можно же остаться, наверно, дочкой своей мамы, но при этом быть взрослой и на равных?
— Может быть, это просто вопрос о словах, но чаще слова тянут за собой вполне определенное содержание. Дочка — она и есть дочка. А если ты чувствуешь себя «равновзрослой» (то есть взрослой и равной), то эту женщину ты воспринимаешь как женщину‑которая‑была‑моей‑мамой‑когда‑я‑была‑маленькой (в одно слово).
— Это же в принципе тоже как бы роль?
— Конечно, но другая. От ролевой определенности избавиться нельзя, но можно менять роли и переименовывать себя и, соответственно, менять и переименовывать своих партнеров. Техника, о которой мы сейчас говорим, и состоит в таких переопределениях. Если ты переопределяешь маму в женщину‑которая‑была‑моей‑мамой‑когда‑я‑была‑маленькой, ты этим самым уже закладываешь, что, во-первых, это не «мама», а «просто женщина», такая же как ты сама: вот ты — женщина, и она — женщина. А то, что она была твоей мамой, накладывает какие-то определенные отношения, но другие, нежели были бы, если бы ты и сейчас была дочкой. В рамках этой техники я часто со всеми с вами перевожу вопрос: «Что мне делать?», в вопрос: «Кто мог бы это делать?», «Кем быть, чтобы делать, допустим, не это, а что-нибудь иное?» Значительная часть проблем благодаря такому переименованию если даже и не решается, то ставится совсем иначе. Ну, скажем, можно переименоваться из «человека‑которого‑уволили‑с‑работы» в «человека‑который‑ищет‑работу», и при этом резко что-то меняется.
— Да суть-то не меняется.
— Суть меняется кардинальнейшим образом.
— Очень похоже на Симоронские переименования.
— «Симорон» действительно, так же, как и мы, пользуется этим приемом. Конечно, не они (и не мы) это выдумали, это вещь довольно известная. Однако у нас (как и у них) за этим стоит определенная теоретическая подоплека, о которой я сегодня и рассказывал.
— Но это переименование, может быть, действует только на каком-то на одном уровне, а при этом остается еще тот уровень, когда ты полагаешь себя в старой роли и продолжаешь определять себя через нее. Если переименование остается просто словесным действием, то ты можешь, конечно, считать, что стал другим, но, например, ресурса для этого может не быть.
— Совершенно справедливо! Чтобы переименование действовало, оно должно быть реальным. Правда, к «ресурсам» (в нэлперском смысле слова) это никакого отношения не имеет. Вот известный пример из Эрика Берна: женщина, которая считала себя богатой, но испытывающей временные денежные затруднения, всю жизнь прожила как богатая женщина, а если бы она считала себя бедной, то, может быть, при тех же самых деньгах она бы жила всю жизнь как бедная.
Но я хотел бы, чтобы вы сейчас вспомнили, что об этой технике переименований я напоминаю вам после определенной теоретической части. Чтобы понять эту технику и эффективно ею пользоваться, необходимо, для начала, заметить, что все, что мы делаем, и все, что с нами происходит, все, что делают относительно нас, — все это определяется, в том числе, социальными ролями, в которых мы себя позиционируем. И при этом мы должны хорошо понимать, что невозможно не быть ни в какой социальной роли. (Сейчас мы говорим о социальных ролях, хотя про психологические в принципе можно сказать то же самое, только там несколько сложнее).
Значит, можно и нужно научиться отслеживать свои роли, то есть хотя бы в проблемных ситуациях про это думать и чувствовать, задаваться вопросами: «А кто я сейчас, что со мной так обходятся? С кем это так обходятся? А кто я сейчас, что веду себя таким образом? Кто это ведет себя таким образом? Кто может сказать так? А кто так сказать не может? Кому можно сказать так? А кому так сказать нельзя?»
Следующим шагом можно осознать возможность смены ролей. Если уж я понял, что в определенной ситуации нахожусь в определенной роли, то может быть я могу и сменить роль? Причем здесь очень важна та идея, что возможность смены ролей изначальна, это не зависит ни от каких «ресурсов», ресурсы приобретаются потом.
— И от навыков?
— И от навыков, от способностей и от чего бы то ни было. Реальность смены роли зависит от двух вещей. Во-первых, от собственного настроя (для чего нужен определенный тип личной силы), и, во-вторых, от готовности выражать это в коммуникации с партнерами, навязывая им соответствующие смежные роли (что требует несколько иного типа личной силы).
— Так разве это не «ресурс»: личная сила и готовность?
— Личная сила — это не «ресурс» в том смысле, как работают с этим нэлперы. Значит, нужны два типа личной силы: один — чтобы преобразовать себя, другой — чтобы преобразовать своих партнеров по ситуации.
Например, когда подросток начинает кричать своей маме, что-де «я уже взрослый, почему вы считаете меня ребенком?», — он кричит это из ощущения себя ребенком, и все, что он кричит, не имеет никакой силы. Почему? Потому что, выкрикивая этот текст, он делегирует маме право его определять. Он ждет от мамы, что она определит его как взрослого. А если он готов определять себя сам, то заодно он определяет и маму. Тогда он будет произносить совсем другой текст и с другой интонацией.
Это, конечно, непростое дело. Но, — еще раз, — такая возможность есть, и для ее осуществления есть соответствующие техники.
Вот, например, техничная подробность относительно профессий. Многие думают, что для того, чтобы определить себя, допустим, как извозчика, нужно иметь лошадь. А это совершенно неправильно. Потому, что все обстоит прямо противоположным образом. Для того, чтобы обзавестись лошадью, нужно определить себя извозчиком. И ты никогда в жизни не обзаведешься лошадью для извоза, если ты сначала не определишь себя как извозчика.
Способности, навыки, лошадь и все прочее необходимое для выполнения роли следует за ее принятием, а не определяет ее. Необходимо предшествующим оно может казаться только человеку, который не может представить себя извозчиком, пока не покормит собственную лошадь овсом. Однако можно предположить, что если ему нужна лошадь для того, чтобы почувствовать себя извозчиком, — ему и наличие лошади не поможет.
Кстати, очень много полезного про необходимую здесь психотехнику можно почерпнуть у того же Станиславского. Читайте классиков!
— Какая-то уверенность внутри нас позволяет нам в тот или иной момент времени чем-то себя почувствовать и объявить. Хотя вроде как формально нет обоснований.
— Дело в том, что личная сила, как известно, является эманацией Духа, а Дух знает все по истине.
— То есть для того, чтобы себя кем-то объявить, надо сначала проработать свой невротический характер, хотя бы частично, чтобы …
— Для того, чтобы проработать невротический характер, нужно объявить себя Человеком‑ищущим‑свободу‑от‑невротического‑характера, при том, что этот невротический характер у меня есть, и я у него есть, но если я определяю себя как Человека‑ищущего‑свободу, тогда у меня есть шанс.