Мы требуем от ближнего того и сколько не даем ему чего.

В.Леви

Теория и методы - структура личности

1.

Среди психоаналитиков Вильгельм Райх («Характероанализ»), по-видимому, первым осознал важность понятия невротического характера, которое ввел еще Фрейд и развили Абрахам и Ференци. Но они не придавали этому понятию такой методической и методологической значимости.

Невротический характер, в смысле Райха и последующих психоаналитиков, отличается от обычных невротических симптомов двумя особенностями:

Во-первых, это — система, то есть не один отдельно взятый симптом и не набор отдельных симптомов. Это система симптомов, в которой каждый симптом связан с остальными, поддерживает остальные, и все они вместе составляют единое системное целое.

Во-вторых, обычный невротический симптом человек от себя отделяет, не принимает в свою личность, относится к нему критически. Он говорит: «Это со мной происходит, но я этого не хочу, я хотел бы от этого избавиться». В отличие от этого, черты своего невротического характера и свой невротический характер в целом человек принимает, он к ним снисходителен и сам про себя говорит: «Я такой» или «Я такая», и все вокруг говорят: «Он у нас такой», «Она у нас такая».

Таким образом, черты невротического характера — это те же, по сути, невротические симптомы, но, во-первых, они организованы в систему, а во-вторых, принимаются человеком как черты собственной «личности». К ним он если даже и критичен, то снисходителен, а часто даже не критичен, принимает их как «законные» особенности «себя», своего «я». Это «поверхность», которой он взаимодействует с миром.

Между тем, с внешней точки зрения, в частности и в особенности с точки зрения психотерапевта, — это такие же симптомы.

У психоаналитиков, например, у Райха, они выявлялись при анализе как фундаментальное сопротивление. Мы можем описать невротический характер как систему, принципиально противостоящую желанию клиента развиваться, изменяться, двигаться в сторону большей гибкости, в сторону того, что мы условно могли бы назвать «психическим здоровьем». Клиент-невротик приходит на психотерапию с симптомами, но наличие у него невротического характера не дает ему возможности работать, или мешает ему работать, или съедает все успехи и через некоторое время отбрасывает его назад.

А «по жизни» можно сказать, что почти все люди, с которыми мы имеем дело, повернуты к нам своими невротическими характерами. Почти все взаимодействия людей, которые мы вокруг видим — это преимущественно взаимодействие невротических характеров, более или менее смягченные социальными установлениями, социальной дисциплиной. Большая часть взаимодействий социально контролируется, и только в области близких личных взаимодействий мы проявляем себя «во всей красе». И тут оказывается, что невротический характер — это не только феномен психотерапии и психоанализа, это феномен обычной, обыденной жизни.

Большинство людей так устроено, что невротический характер находится у них на поверхности. Люди, которые не занимаются психотехникой, этого не видят, потому что они сами являются «этим», взаимодействуют с «этим», и им «это» привычно, обычно. О большой разнице между людьми «обычными» и «нормальными» обычные люди не знают, а если и знают абстрактно, то это ничего для них не значит. Нужно хотя бы немного войти в Работу, чтобы начать чувствовать вкус «нормы».

2.

Невротические черты и, соответственно, характер, как их система, примерно соответствуют тому, что у Гурджиева-Успенского называется «ложная личность». В отличие от этого, «нормальные» черты примерно соответствуют тому, что у того же Успенского называется просто «личность» (см. также «Личность ложная и истинная...»).

Примерное описание того, как это можно увидеть, следующее. Человек, ребенок, рождается как сущность, то есть, как система тех или иных задатков. Сущность непосредственно с культурно-социальной человеческой действительностью взаимодействовать не может. Нужно некоторое опосредование, через которое сущность будет взаимодействовать с людским миром.

В терминах «трех сил»  можно обозначить импульс, идущий от сущности, как активный. Пассивным или воспринимающим можно считать социокультурную внешнюю среду. Как известно, активный и пассивный импульсы не могут прийти во взаимодействие без согласующего импульса, то есть, без полной триады. Этим согласующим импульсом является воспитание — введение ребенка в контекст культуры, снабжение его «культурными кодами», позволяющими ему адекватно вести себя в различных ситуациях. В результате воспитания у человека формируются Эго и Самость, которые при правильном дальнейшем развитии могут перерасти в личность, способную к экзистенциальному выбору своего поведения и собственного содержания.

Воспитание может быть двух родов. В одном случае триада действует нормально, и все три импульса соотнесены, связаны между собой, то есть социокультурные нормы, которые вменяются индивиду, чтобы он стал человеком, действительно согласуют его сущностный импульс и какие-то факторы внешней среды.

Но так бывает далеко не всегда. Более того, в нашем испорченном социуме так бывает редко. Почему? Потому что для того, чтобы так было, сами воспитатели должны быть психически нормальными. Поскольку это бывает редко, то дефекты, отклонения, неврозы, невротические характеры воспитателей отпечатываются непосредственно в самом воспитании, и возникает вторичная триада:

— отклонение в воспитателе оказывается активным импульсом;

— психика воспитуемого представляет собой пассивную сферу;

— социокультурная среда создает некоторое согласование.

Это согласование, во-первых, дает возможность воспитателю делать вид, что он занимается воспитанием, то есть воспроизводит консенсусную реальность (недаром Чарльз Тарт называет её «невротической рациональностью»); во-вторых, к счастью, это согласование представляет некоторые внешние ограничения, дальше которых отклонения воспитателей, в среднем, зайти не могут, потому что дальше идет социально фиксируемая и репрессируемая патология. Если детей уж очень бьют и очень насилуют, то «общественность» начинает бить тревогу.

Но, так или иначе, то, что при таких условиях появляется в воспитуемом, служит не согласованию его сущности со средой, а самоподдержанию невротической консенсусной реальности. Это и есть ложная личность.

Вторая триада вторична. Она возникает в том месте, где должно быть простое, однозначное, открытое воспитание. Поэтому, эта вторая дополнительная триада должна в какой-то мере, хотя бы слабой, удовлетворять запросы социокультурной системы, иначе система вымрет. Она создает индивидов, кое-как удовлетворяющих внешним социальным требованиям, но совсем не индивидов, которые выражают, воплощают, развивают свою сущность. Об этом очень красиво пишет М.Фельденкрайз в своей книжке «Сознавание через движение». Современный социум не служит индивиду, не служит максимальному проявлению и развитию сущности через личность, а служит воспроизведению людей-механизмов, необходимых для самоподдержания этого социума.

Были и есть суб-социумы, где это не так. Всегда были Школы, где это не так. Предположительно такими Школами, даже более широкими собществами  были ессеи, терапевты, богомилы, катары и др.

Когда импульсы, запросы, тенденции сущности согласованы с наличной социокультурной реальностью, — мы получаем нормальные черты нормальной личности, а если «воспитанное эго» игнорирует запросы сущности, то мы имеем черты ложной личности или симптомы или черты (невротического) характера. Когда эти черты объединяются вокруг того, что Гурджиев называл главной чертой, — мы имеем систему характера.

3.

Правда, Гурджиев не рассказывал Успенскому систематической характерологии, а говорил о том, что выявление этой главной черты — искусство, это всегда — индивидуально. Успенский с восхищением описывает, как Гурджиев относительно нескольких людей это показал, отметив, что обычные люди этого не видят. Увидеть это в себе обычному человеку нет надежды именно потому, что он сам себя таким принимает и иным не знает, не видит, и знать не может.

А в линии психоанализа, от Фрейда, через Райха до Лоуэна и дальше, мы имеем попытку это типологизировать. Конечно, любая типология здесь условна, схематична и служит лишь для некоторого эвристического ориентирования, а совсем не для того, что бы поставить диагноз конкретному человеку.

Типологии становятся особенно интересными и продуктивными, когда типологические ориентиры в области невротических характеров даются в связи с этапами развития ребенка, как это делают, например, психоаналитики и последователи Выготского.

Нужно еще отметить что и Райх, и Лоуэн, и многие другие психиатры и психотерапевты, не вполне различают типологию, которая относится к сущности (то есть «нормальную» типологию), и типы характера, которые относятся к ложной личности. Здесь мы имеем некоторую путаницу: во многих психиатрических или психологических типологиях обычно накладываются друг на друга отклонения ложной личности и типологические свойства сущности. Хотя они, конечно, тесно связаны. Если воспитание имеет в виду «великое среднее», то ясно, что определенные сущностные типы будут вырабатывать определенные характерологические сопротивления на это усреднение, поэтому на них «нарастут» определенные черты. Это возможно, но не обязательно, поэтому описываемые в большинстве психиатрических и психотерапевтических школ типы — например, в книжке ведущего российского представителя типологичеких разработок и психодиагностики, Л.Н.Собчик, или так называемые «акцентуации» по Леонгарду, или личностные особенности по Личко — все это смесь сущностной типологии с типологией невротических характеров.