Navigation

В этой лекции речь пойдет о базовой технике микро-уровня — технике awareness, которая обеспечивает осуществление всей остальной Работы. Так рассматривал ее Перлз, соответствующие замечания есть у Берна, с сочувственной отсылкой к гештальттерапии. Об этом постоянно говорил своим ученикам Г.И.Гурджиев. Следует и нам осознать важность сознавания и попробовать его практиковать.

Качество внимания, которое так необходимо психотехнику, хорошо описывается англоязычным термином awareness — существительным, образованным от глагола «to be aware of». Наиболее полно и точно (хотя все же с некоторыми потерями смысла) можно перевести его как «сознавание-замечание-осведомленность». «I am aware of» — я сознаю что-то, я осведомлен о чем-то, и я замечаю нечто в данный момент. Ради простоты я обычно говорю просто «сознавание», но при этом нужно иметь в виду весь спектр смыслов.

Переводя этот термин с английского, часто используют слова «осознавание» или даже «осознание», поскольку редакторам слово «сознавание» кажется недостаточно «русским». Будем считать, что это — неологизм. Важно, что образован он вполне по законам русского языка, как отглагольное существительное, подчеркивающее процессуальность того, о чем идет речь. Сознавание — это непрерывный, постоянный процесс, меж тем как «осознание» — результат процесса, причем даже не только процесса сознавания, а сложной системы из нескольких процессов, где результат — то, что «осознано», — неизбежно зависит от интеллектуальных средств, используемых для оформления этого результата. Между тем, чистое сознавание — это «доведение до сознания» того, что человек переживает в опыте в каждый данный момент, независимо от наличия или отсутствия интеллектуального «о-сознавания».

Таким образом, процесс сознавания представляет сознанию то содержание, которое в каждый данный момент определяет наше психическое (а через него — и все прочее) функционирование. Можно сказать, что это — актуальная, здесь и теперь осуществляемая связь сознания с представленным содержанием.

Сознавание явилось одним из ключевых понятий гештальттерапии Ф.Перлза, который разработал ряд технических приемов, помогающих человеку обратить внимание на то, что происходит с ним, в нем и вокруг него, и разветвленную систему практик, культивирующих awareness.

Можно выделить два полюса перлзовской техники. Один — это так называемый continuum of awareness (континуум сознавания): практика вербализации (проговаривания словами) того, что сознается в каждый данный момент: «Вот сейчас я сознаю, что набираю этот текст на компьютере, сейчас я сознаю, что пошевелил ногой, сейчас я чувствую напряжение в пояснице, сейчас я думаю, как построить фразу», — и так далее, насколько хватит терпения и концентрации. У этой техники есть свои плюсы, свои минусы, свои ограничения. Ее можно практиковать в одиночку, вдвоем, в группе. Более подробные указания можно найти у Перлза, например в его первой книжке, которую я в переводе назвал «опыты психологии самопознания».

Другой полюс — это направленное сознавание: внимание человека произвольно направляется на какую-то часть, какой-то фрагмент его взаимодействия окружающим, и он старается прочувствовать, — не «о-сознать», а именно сознавать, — чтО там происходит.

Для начального приобщения к этой практике во многих отношениях полезно внимание к так называемому кинестетическому аспекту нашего существования, то есть ощущениям собственного тела. Читатель может прямо сейчас проделать небольшой эксперимент, но предварительно необходимо несколько замечаний.

Прежде всего, важно иметь в виду, что, как подробно объясняет Перлз, это не «упражнение», а именно «эксперимент». Впрочем, это русское слово тоже имеет оттенки, не соответствующие сути дела. По-английски для этого есть очень точное слово — experiential; оно не имеет в виду «эксперимент» в том смысле, чтобы сделать из себя крыс и поставить над собой «опыт»; слово «опыт» (наиболее подходящее из русских слов) берется здесь в том смысле, в каком говорят «пережить в опыте».

Во-вторых, хотя в принципе это личная практика, руководство лидера поначалу может быть очень полезным, поскольку сознавание начинающего неустойчиво: даже когда оно не исчезает, оно начинает «плавать», перескакивать с одного на другое; удерживать его довольно трудно. Так что если кто-то берет на себя половину задачи, то вам остается только сознавать то, на что лидер направляет ваше внимание. Читатель может воспользоваться «ведением» текста, расположив книгу достаточно удобно и освободив от держания ее руки, которые понадобятся для другого.

Итак, давайте сядем более или менее удобно, а потом попробуем почувствовать большой палец правой руки. Еще подробнее: верхнюю фалангу, теперь нижнюю фалангу, теперь весь палец целиком, теперь кончик пальца (если получится). Теперь опять весь палец целиком.

Теперь «простимся» с большим пальцем и переведем внимание (сознавание) на указательный. Прочувствуем, проживем его ощущения некоторое время, потом, так же «простившись» с ним, перейдем к среднему. Теперь к безымянному. Теперь к мизинцу.

Теперь давайте попробуем почувствовать всю кисть правой руки, от кончиков пальцев до запястья. Обратите внимание на изменение масштаба кинестетического сознавания: можно «вживаться» в одну фалангу, а можно — в «целую» кисть.

2. Последим за дыханием

Понятно, что такого рода опыт можно развивать и разнообразить. Среди множества имеющихся возможностей одна имеет для нашей психотехнической работы фундаментальное значение — это сознавание своего дыхания.

Во всех мало-мальски серьезных психотехнических школах дыханию уделяется много внимания. Но работа с дыханием может осуществляться двумя принципиально разными путями. Есть школы, которые стремятся так или иначе воздействовать на дыхание. Известным примером является йогическая пранаяма. Говоря о подобных попытках, Гурджиев объяснял, что у человека есть два разных аппарата для дыхания. Есть спонтанный дыхательный аппарат: организм сам дышит, тело имеет физиологический механизм для собственного дыхания. Но, кроме того, у человека есть еще «аппаратура» для произвольного дыхания: мы можем вдохнуть произвольно и выдохнуть произвольно.

Гурджиев утверждает, что попытки воздействовать на непроизвольное дыхание посредством управления аппаратом произвольного дыхания опасны, и без специального руководства и специально поставленных задач бесполезны. Не в том смысле, что какое-нибудь йоговское дыхание не приносит своих непосредственных плодов. Приносит, и если вы подышите определенным образом, вы можете получить определенное состояние сознания. Но более общие задачи некоторых йоговских систем состоят в том, чтобы, управляя своим произвольным дыханием, настроить свое спонтанное дыхание каким-то специальным образом. Это требует руководства и наблюдения опытного мастера, потому что иначе эта вещь либо (в большинстве случаев) не удается, либо, если она удается, то именно она опасна, потому что может затормозиться непроизвольное дыхание, и человеку придется все время дышать произвольно, не имея возможности ни уснуть, ни отвлечься.

В противоположность этому, ряд школ, — например, многие традиционные буддийские техники, но также и вполне современные, предлагают не «делать» что-то с дыханием, а просто следить за ним, считая это одним из лучших методов освоения и практики сознавания, или, в буддийской терминологии, «внимательности» (mindfullness).

Поначалу дыхание, за которым вы начинаете наблюдать, не совсем спонтанное, потому что у большинства из нас многие спонтанные вещи, в том числе, дыхание, в той или иной степени зажаты и «придерживаются». Постепенно, по мере практики, дыхание очищается и освобождается от влияния мышечных зажимов. А цель состоит в том, чтобы сознавать дыхание и не вмешиваться в него.

Это не очень легко. Либо внимание отвлекается: мы начинаем, вроде бы, следить за дыханием, а потом, минуты через две, обнаруживаем, что заняты чем-то совсем другим. Либо мы начинаем вмешиваться в дыхание: нам кажется, что что-то не так, что нужно дышать либо глубже, либо животом, либо как-то еще, и мы пытаемся выполнять какие-то неизвестно откуда взявшиеся ( и совершенно бесполезные) «ценные указания».

Попробуйте, по возможности придерживаясь ненасильственного, спокойного наблюдения, несколько минут посидеть и понаблюдать за своим дыханием. Не ждите и не делайте ничего специального и необычного; сядьте поудобнее, и просто следите за дыханием.

Для постоянной практики может быть полезным такой вариант: отследите шесть циклов дыхания (считая, например, выдохи). Остановитесь, побудьте немного «просто так». Потом отследите еще шесть циклов.

3. Сознавание и «эбаутизм»

Один из аспектов того, что здесь можно прочувствовать, — это что организм действительно имеет какую-то собственную жизнь. В нас есть нечто «само собой» происходящее. Когда это рассказывают про биохимические процессы — мы можем об этом знать абстрактно, но наблюдению это недоступно. А дыхание можно наблюдать, и мы можем в реальном опыте убедиться, что действительно есть в нас что-то спонтанное, живущее своей, независимой от нас жизнью. Мы можем в это вмешиваться, а можем не вмешиваться. С другой стороны, мы можем это сознавать, а можем не сознавать.

В психосинтезе Р.Ассаджоли есть упражнение, где участники говорят (и стараются — с переменным успехом — думать): «У меня есть нога, но я — не моя нога», и т.д. Пережив опыт сознавания спонтанного дыхания, можно с полным основанием сказать: «Мое тело дышит, а я слежу за дыханием. У меня есть тело, которое дышит, но я — не мое тело». Попробуйте прочувствовать различие смысла этой фразы про тело в одном случае — когда оно у меня есть в том смысле, что я его действительно чувствую, и в другом — когда это абстракция, что-де у меня есть нога, — как есть книжный шкаф, русский перевод «Сутры о цветке лотоса чудесной дхармы» (который я, скорее всего, не дочитал) и много чего другого...

Сознавание, таким образом, противопоставляется тому, что Перлз называет «эбаутизм» (от английского to talk about — говорить о чем-то), то есть пустым разговорам «об этом». Одно дело, когда я говорю вам о чувствовании ноги. Я могу рассказать, где и как у меня покалывает или чешется, я могу это записать, напечатать на компьютере, вы можете это прочесть, понять «смысл» фразы. Но это нечто совершенно другое, чем реально ощущать свою ногу. Перлз утверждает, что средний культурный человек большую часть своей жизни (как внешней, так и внутренней) проводит в «разговорах о», — то есть, говорит о том, чего для него актуально, в данный момент, нет.

Но здесь есть одна тонкость. Легко понять и прочувствовать противопоставление реальных телесных ощущений «пустым умствованиям». Однако это еще не сама суть дела (о чем подчас забывают многие гештальттерапевты и авторы книг по психотерапии). Ведь то же самое относится и к эмоциям, и к мыслям. В определенных ситуациях, например, может идти речь о тех специфических содержаниях, которые только в мысли и живут: что-нибудь вроде различия чисел «алеф-нуль» и «алеф-один» по Кантору. Здесь такая же разница: одно дело, когда вы прочли в обзорной книжке, что Кантор пользуется этими понятиями в развитии теории множеств и теории бесконечности, а другое дело, — когда вы реально знаете, что это такое, умеете реально их «помыслить» и понять разницу между этими числами.

Между тем идея о различии «эбаутизма» и реального сознавания легко перерождается в придание большей ценности и реальности кинестетическому опыту в ущерб эмоциональному и интеллектуальному, этакий «гештальт-материализм». Получается переворачивание обычных ценностей псевдо-интеллигентского обучения, где физкультура, «труд» и пение — одиннадцатое, а математика и физика — первое. Но хрен-то редьки не слаще, во всяком случае — не гармоничнее. Необходимо научиться и в области эмоций, и даже (хотя это еще труднее) в области мысли чувствовать различие между «говорением о» и реально проживаемым опытом.

Давайте проделаем такой эксперимент. Попробуйте, — хотя это не очень легко, — умножить в уме 27 на 34. Неважно, получите ли вы правильный ответ, важно, что таким образом вы прочувствуете, что мышление — это реальный (и иногда даже трудный) процесс.

Давайте попробуем еще раз. Только не начинайте, прежде чем я дам команду. Теперь мы будем умножать 43 на 86. Приготовились… А теперь я скажу, что мы этого делать не будем. (Чувствуете облегчение?)

Сейчас мы обнаружили, что мысль можно думать, а можно не думать. Это довольно нетривиально, потому что мы больше привыкли полагать, что мысли «сами» вертятся в голове. Как, впрочем, многое другое, что привычно происходит «само», а оказывается мы могли бы этого и не делать. Или делать, если нам нужно или хочется.

Конечно, сознавать ощущения ноги проще, чем протекание мысли. Но ни в коем случае не следует полагать, что термин «эбаутизм» можно отнести ко всякому мышлению и вообще ко всякому пользованию языком, без разбора. Термин подчеркивает различие модусов бытия: когда я нахожусь в реальном процессе, — сенсорном, эмоциональном, или мыслительном, — это одно, а когда я говорю об этом, не осуществляя никакого реального процесса, кроме говорения — это и есть «эбаутизм».

4. Что такое «гештальт»

Область всего, что может быть сознаваемо психикой в данный момент, можно назвать «полем опыта». В него входят, как мы могли убедиться, кинестетические аспекты нашего существования, но также и эмоции, и мысли, и даже фантазии, воспоминания, ожидания и пр.

Поле опыта — это не то, что «видно» (постижимо) с внешней точки зрения. Это сумма (система?) всего, что данный человек мог бы заметить (о чем он мог бы оказаться осведомленным, что он мог бы сознавать), если бы направил туда свое внимание. Скажем, для слепого «поле опыта» не включает то, что внешний зритель мог бы вокруг него увидеть, зато включает те тончайшей звуковые и тактильные различения, которых иной внешний человек не мог бы заметить.

Человек в данный момент сознает (когда вообще что-то сознает — об этом дальше) несколько (или значительно) меньше, чем все возможное для него в этот момент поле опыта. Реальное восприятие всегда «выхватывает» нечто из поля, сосредотачиваясь на одном и отбрасывая другое. То, что человек воспринимает в данный момент, психологи называют «гештальтом» (Gestalt, от немецкого stellen, ставить: «пред‑ставленное»).

Этот термин подчеркивает, что восприятие всегда целостно: организм воспринимает не изолированные стимулы, а определенное состояние окружающей среды в целом. Кроме того, гештальт также обладает свойством осмысленности, полезности: это такое восприятие среды, которое соответствует актуальным на данный момент задачам и потребностям организма. Голодный организм воспринимает среду прежде всего с точки зрения источников пищи, сытому может быть важнее место для отдыха. Вообще организм воспринимает только то, что для него так или иначе значимо.

Принято описывать гештальт как фигуру, «вырезаемую» определенным «интересом» организма из общего фона. Первые опыты психологов‑гештальтистов действительно были связаны с подобной простой структурой, в общем же дело обстоит несколько сложнее. Как «фигура», так и «фон» представлены последовательностью убывающих планов значимости (нечто находится «на переднем плане», нечто «на заднем», и сколько-то планов можно различить между ними). Важно, что фигура имеет непосредственное отношение к «текущим задачам» организма, а фон составляет для них значимые обстоятельства или соответствует другим задачам, которые, не выходя на передний план, продолжают оставаться более или менее актуальными. Пасущиеся олени (любимый пример Перлза) имеют в качестве фигуры сочную траву, но при этом держат ухо востро и не пропустят дальний рык льва, который тут же станет для них новой фигурой, заставив их пуститься наутек, так что теперь уже трава будет фоном.

Но человек — не просто «организм в среде». В отличие от антилопы-гну человек всегда живет в мире. Человеческий детеныш становится «ребенком» по мере приобщения к человеческому миру и довольно рано (параллельно со становлением человеческой психики) овладевает речью. А владение речью-языком превращает для него любую ситуацию в «экземплификацию» известных ему общих понятий. Ребенок гладит «кошку», а не какое-то «это». Соответственно, человеческий гештальт всегда имеет виртуальное, связанное с общей картиной мира, измерение.

Тем более важным оказывается свойство гештальта быть не «нейтральным», а всегда так или иначе значимым, «осмысленным» восприятием. Гештальт всегда связан с текущей деятельностью человека — будь это действие в реальности, размышление или фантазия. Из «всего возможного» гештальт в каждый данный момент «вырезает» то, что в этот момент в том или ином отношении важно. «Довлеет дневи злоба его», — как говорится в классической Книге.

5. Что важно

В обычной жизни мы осуществляем этот отбор, разделяем «важное» и «неважное» автоматически, — т.е. не «мы» отделяем, а отделяет некий автоматизм «в нас». Мы этим автоматизмом не владеем. Фактически это он владеет нами.

Например, когда мы куда-то идем, обычно важным кажется то, что мы в конце концов приходим. Скажем, человек ищет определенную улицу, дом на этой улице, квартиру или аудиторию в доме и, наконец, находит. Пришел, сел, — here we are! — и остальное он готов автоматически выбросить из памяти, особенно если он торопился, опаздывал, так что ему вообще было не до того, чтобы замечать что-нибудь вокруг. И что было в том участке жизни, когда он бежал, как бы и несущественно.

Попробуйте приблизительно представить себе, какая часть жизни проходит таким «несущественным» образом — по времени, по энергии; проходит так, что этой жизни как бы и нет. Есть «важное событие», а остальная часть «ткани жизни» пропадает. Может оказаться, что довольно значительная часть жизни развертывается таким именно образом.

Между тем, вовсе не обязательно автоматически «списывать со счетов» значительную часть своей жизни. Можно хотя бы время от времени прослеживать, что происходит. Психотехнику необходимо научиться расширять область своего сознавания, то есть обращать внимание на что-то иное, нежели он привык в обыденной жизни. Это можно осуществить посредством различных экспериментов типа тех, которые описаны у Перлза в «Опытах». Но можно выйти и на более фундаментальный уровень происходящего. Есть возможность посмотреть, как именно мы отделяем важное от неважного, познакомиться с собственным автоматизмом и, познакомившись, начать до некоторой степени овладевать им.

Вот очередной эксперимент, который может кое-что показать в этом отношении, хотя он и связан с воспоминанием того, что было «где-то и когда-то», а не сознаванием происходящего «здесь и теперь».

Вспомните какую-нибудь недавнюю (желательно — сегодняшнюю) поездку, перемещение из одного места в другое. Попробуйте вспомнить, просмотреть внутри себя, что происходило от момента, когда вы вышли из одного помещения, до момента, когда вы вошли в другое. Сначала попробуйте вспомнить, что происходило, более или менее «объективно». А потом, когда вам это более или менее удалось, попробуйте задаться вопросом, что происходило для вас лично. Что происходило с вами?

Может быть вам удастся заметить, что когда вы стремитесь описать «объективную» картину ( конечно это тоже  «ваша» картина, и если вы сумеете получить откуда-то действительно объективное, «внешнее» описание, то обнаружите немало удивительных различий), это заметно отличается от того, что вы рассказали бы, если бы попробовали честно (то есть не подстраиваясь под ту самую «объективность») отвечать на вопрос, что происходило для вас лично.

В дополнение к этому заданию, можно попробовать обратить внимание, как вы вспоминаете; кто-то вспоминает зрительные образы, кто-то — слуховые, может быть кто-то вспоминает кинестетически, то есть представляет себе, как чувствовало себя тело, когда вы спускались на лифте или ехали в переполненном автобусе. Кто-то вспоминает «микрособытия» («вошла, кого-то встретила...»), кто-то прежде всего ловит настроение и его изменения, и т.д. Попробуйте сосредоточиться на этом и вспомнить, как вы только что вспоминали.

Кроме того, возможны два разных способа такого вспоминания. Один, — когда мы стараемся, намеренно предпринимаем усилие восстановить последовательность от начала до конца. Другой состоит в том, чтобы, обозначив более или менее область вспоминаемого (интервал времени, определенное место или определенное содержание события), просто отдаться на волю внутренних сил и посмотреть, что всплывет само по себе.

По-видимому всплывут (как на проявляемом фотоотпечатке) сначала более яркие детали, затем постепенно они будут обрастать все более и более мелкими подробностями. Можно дать своему вспоминанию развертываться именно таким образом, не насилуя свою память, не заставляя себя: просто позволить этому произойти.

Может быть удастся подметить, что воспоминания при использовании одного и другого метода окажутся несколько различными, — по эмоциональной окраске, по степени образно-чувственной проработанности и т.д.

Эксперименты такого рода могут научить начинающего психотехника быть внимательными ко всему, что происходит вокруг него, не позволяя себе автоматически решать, что важно и что неважно, подвергнуть сомнению свой обычный автоматизм и посмотреть на происходящее как бы заново.

Хорошо поставленная психотехника позволяет «распараллелиться», и одной частью «процессора» делать то, что нужно делать (например, искать нужный дом), а другой частью так же внимательно смотреть по сторонам, вообще — жить полной человеческой жизнью. Собственно, перлзовская awareness, — сознавание, замечание, осведомленность, — и предполагает готовность к такому расширению своего поля.

6. Awareness и Gestalt

Но содержание гештальта не только жизненно важно для функционирования человека; сам термин («пред-ставленное») предполагает, что это содержание представлено сознанию. Надо заметить, что академическая психология нередко проходит мимо этого важного момента, больше интересуясь проблемами целостности и значимости гештальта, который при этом превращается просто в сложный стимул, вызывающий определенную реакцию со стороны организма. Такая гештальтпсихология оказывается не более чем разновидностью бихевиоризма.

В подлинном же смысле слова гештальт имеет «два конца»: содержание, которое представлено сознанию, и сознание, которому представлено это содержание.

Известный писатель Юрий Олеша где-то пишет, что в детстве он очень хотел подсмотреть, куда девается стол, когда он на него не смотрит. Он пытался выходить за дверь и подглядывать в щелочку. Когда смотришь, — понятно, где стол. Даже когда в щелочку смотришь, — тоже понятно. Но куда девается стол, когда я на него не смотрю? И дальше: куда девается мое тело, когда я на него не смотрю и даже его не чувствую? Куда деваются мои эмоции, куда деваются мои чувства, когда я их не переживаю? Куда девается вся моя жизнь, когда я на нее не обращаю внимания?

В ходе наших экспериментов мы могли убедиться, что само по себе наличие сознавания не обязательно для того или иного психофизиологического функционирования. Большой палец моей руки живет своей (моей?) жизнью независимо от того, обратил я внимание на его ощущения или нет. Однако то содержание, которое имеет место без сознавания, — это как бы «не мое» содержание. У меня, конечно, есть рука, но когда я об этом знаю, когда я это сознаю, она у меня «есть» в одном смысле, а когда я об этом не знаю, когда я этого не сознаю, она вроде тоже есть, но как бы и не моя, а в некотором смысле ее как бы даже и нет (или меня нет?).

Функционирование может осуществляться, даже когда «нас» нет. Вовсе не нужно «быть», чтобы найти нужный дом на нужной улице. Это очень странная вещь: человек может функционировать вполне «автоматически», причем чуть ли не всю свою жизнь, практически не столкнувшись с тем, что он есть.

Вот типичный пример. Вы выходите из дома, идете по привычной дороге, входите в метро, садитесь в поезд, — и вдруг, уже проехав несколько станций, вспоминаете, что вам сегодня нужно было ехать не туда, куда вы едете. А вы поехали «как обычно». Где вы были, пока не вспомнили? Может быть, вы о чем-то мечтали? Или дремали? Вам навстречу шли люди, и вы с ними не сталкивались; вы перешли несколько дорог и не попали под машину. То есть с вашим функционированием все было в порядке. А вот сознавания при этом не было.

Дело не в том, что вы забыли, куда нужно ехать, — это тоже всего лишь сбой функционирования. Но момент, когда вы сказали «ой, мне же сегодня не туда», — это хороший повод для того, чтобы «проснуться». Дальше вы поедете туда, куда нужно, и, скорее всего, опять «заснете». А потом опять что-нибудь вас «разбудит» — если вы «спите» не очень крепко.

С другой стороны, человек может обнаружить, что он есть. Замечая, что большой палец его правой руки нечто ощущает, что его «думалка» что-то думает, что «он» переживает определенные эмоции, он может, наконец, заметить и того, кто все это замечает, — то есть себя. Но это требует специального, особого усилия. Не в том смысле, что надо что-то «сделать», а в том смысле, что сознавание, оказывается, не происходит автоматически, нужен некоторый специальный акт внимания, чтобы нечто стало гештальтом или предметом (кстати, русское слово «предмет» по своему устройству подобно немецкому «гештальту»: то, что «выметали», то есть «поместили» перед сознанием).

Здесь перлзовская интуиция относительно важности сознавания пересекается с учением Г.И.Гурджиева. В учении Гурджиева на второй «конец» гештальта, — сознание, — указывает термин «самопамятование». Гурджиев утверждал, что так называемое «бодрствующее» состояние человека, когда он не спит в своей постели, на самом деле — сон наяву. Только при специальном усилии человек может сознавать, что он делает, что и как с ним происходит, и одновременно с этим — кто это делает, и с кем это происходит.

Гурджиев далее утверждает, что наличие или отсутствие самопамятования решающим образом определяет качество жизни в каждый данный момент. С этим можно согласиться или не согласиться. Кто-то сразу понимает, о чем речь, говорит: «Ага!» — и начинает осваивать практику сознавания (или самопамятования). А другой продолжает думать, что главное — есть перед тобой миска с кашей или нет миски. Если есть — все в порядке, ты можешь эту кашу съесть. Если нет — дело плохо. А сознаешь ты процесс еды или не сознаешь — дело десятое...

7. Роль сознавания в психотехнике

Но нам в контексте психотехники без сознавания не обойтись.

Наша автоматическая жизнь осуществляется так, как она осуществляется. То есть все программирование, которому мы подверглись и которое в нас отложилось (будь то «сценарии» по Берну, «система конденсированного опыта» по Грофу, какие-то конструкции защит по Фрейду или какие-то структуры обусловленности, описанные бихевиористски, и т.д. и т.п.), автоматически определяет наше движение по жизни.

Конечно, есть возможности и средства пере-программирования: та же бихевиоральная терапия или какие-то технологии НЛП. Приходит клиент и говорит: «Вот передо мной ставят миску, дают ложку, но почему-то каждый раз я ложку сую не в миску, а мимо. Помогите мне, господин психотерапевт, запрограммируйте меня, пожалуйста, так, чтобы когда есть миска и ложка, я совал ложку в миску».

Здесь разделяются два отношения к психотехнике. Одни программируют, пере‑программируют, пере‑пере‑программируют, не задумываясь о том, кто и из какого места может поставить задачу. Задачу такому перепрограммисту ставит либо клиент, который хочет, чтобы ложка попала в миску, либо босс рекламной фирмы, которому нужно, чтобы люди покупали мыло «Маша» и не покупали мыло «Катя». При этом перепрогаммист не знает, где и как система замыкается до «крайних» программистов: у каждого программиста есть мета-программист, и не видно, куда все это уходит (В.Пелевин в «Generation П» рассказал все, что можно об этом узнать).

Но есть проблемы и задачи развития, которые таким образом не могут решаться принципиально. Гештальттерапия (и другие аналогичные терапевтические школы) подходит к делу так: если ты не доносишь ложку до миски, то попробуй направить свое внимание, свое сознавание на то, что ты делаешь с ложкой; причем постарайся поймать момент, когда это «происходит» как всегда. Проследи, прочувствуй, заметь, что «вот именно так я это и делаю». Когда заметил, попробуй это варьировать, причем для начала — не в сторону того, чего тебе хотелось бы, а наоборот: попробуй немного усилить именно то, что как бы «само» происходит. Войди в шкуру того «себя», который ложку проносит мимо миски, попробуй немножко этот жест утрировать и при этом наблюдать: что это ты такое делаешь?

Может быть, например, это в тебе взыграл маленький мальчик, которому мама сердито говорила: «Суй ложку в миску», — а он не хотел ее слушаться, ни за что! «Лучше умереть, чем есть цветную капусту!» Позже эта установка перестала сознаваться и теперь человеку кажется, что ложка «сама» едет мимо миски.

Оказывается, что когда ты сидишь перед миской и у тебя в руках ложка, в этой ситуации присутствует еще и «виртуальная мама», с которой ты находишься в виртуальных, но имеющих вполне «реальные» следствия, отношениях. И путь твоей ложки зависит от того, как ты эти отношения урегулируешь. Может быть, когда ты это заметил, — теперь, в своем нынешнем, относительно взрослом состоянии, — ты сумеешь посмеяться и обойтись с мамой как-то иначе, нежели детское «а вот не буду»?

Посредством перепрограммирования и дальнейшего пере-пере-программирования можно добиваться определенных успехов в приближении траектории ложки к намеченной (кем?) цели, но нельзя надеяться приблизиться к свободе выбора (траектории ложки, отношений с мамой, образа жизни и пр.)

Итак, психотехнический образ жизни неразрывно связан с качеством присутствия, технически определяемым как сознавание.

Это было известно во всех серьезных психотехнических школах, как и то, что «обычный» человек к этому не привык, этого не делает и делать не будет. Как мы уже выяснили, на функционирование в обыденном (минимальном) объеме сознавание может не влиять, то есть для обыденной жизни оно как бы не обязательно.

Вместе с тем, практиковать сознавание трудно. Это требует большой «борьбы с собой», потому что есть силы, которые нас усыпляют, делают автоматическими, и не так уж много сил может способствовать нашему пробуждению.

И если (как часто бывает) препятствием для сознавания является неумение справиться с трудной ситуацией, готовность сдаться и спрятать голову в песок, то справедливо и обратное: чтобы справляться со сложными ситуациями жизни (как материальными, так и духовными) нужно как минимум уметь ясно их воспринимать и действовать в них с ясным сознанием. Это и есть сознавание, awareness.

Приложение: Учителя Мудрости (ходжаган) о сознательном дыхании

(Из книги Дж.Г.Беннетта «Учителя Мудрости»)

Ходжа Абд аль-Халик сформулировал ряд афоризмов, которые его последователи считали отражением «Пути Учителей».

(1). Хош дар дам. Это можно перевести как «дыши сознательно». Персидское слово «хош» означает практически то же самое, что греческое nepsis, на латыни — sobreitas. Этот термин часто использовался восемью веками ранее Учителями Сирийской пустыни и часто встречается в Добротолюбии — книге, авторство которой Успенский приписывает Учителям Мудрости. Успенский считал, что этот термин эквивалентен гурджиевскому самопамятованию. В то же время, в рамках ходжагана это понятие всегда было связано с дыханием. В соответствии с их учением, воздух, которым мы дышим, обеспечивает питанием наше второе тело, которое Гурджиев называл телом кесджан (от персидского слова «носитель духа»). … В процессе дыхания следует, сосредотачивая внимание на каждом его акте, осознавать свое присутствие. Для этого нужно находиться в соответствующем состоянии сознания, поскольку «невнимательное» дыхание не доходит до нужных уровней…