Navigation

Переживание заново значимой ситуации из прошлого

1.

Англицизмом «рекапинг» (от recapitulation — краткое повторение, суммирование, вывод, резюме) я заменяю совершенно нерусское слово «перепросмотр», фигурирующее во многих переводах К.Кастанеды и Т.Мареза. Таким образом, «рекапинг» — это переживание заново значимой ситуации в прошлом в том виде и объеме, в каком она имеет значение в настоящем.

Очевидно, что заниматься этим имеет смысл тогда, когда такая ситуация по‑прежнему несет вызов. Это возможно в двух случаях. Во-первых, когда ситуация является в некотором смысле образцовой, так что имеет смысл обращаться к ней вновь и вновь, чтобы находить в ней, — становясь старше и опытнее, — новую глубину, новые грани и оттенки. Так наши прадеды ежегодно проживали ситуации Рождества и страстей Христовых, так переживаются в каждой мало-мальски осмысленной традиционной Школе задаваемые традицией эпизоды из жизни отцов-основателей этой традиции и ее героев.

Второй тип ситуаций, нуждающихся в переживании заново, — это ситуации, которые, с нашей сегодняшней точки зрения, были прожиты неудачно, и есть необходимость — и надежда — исправить упущенное. Это ситуации, которые своим разворачиванием сделали нас не тем, чем нам хотелось бы быть, либо такие, которые не завершены для нас до сих пор. Перлз вслед за К.Левиным называл их unfinished business — незаконченными делами.

Что такое ситуация? Это то место, где может быть реально что-то сделано, что-то изменено. Нельзя изменить образ действия вообще. Можно изменить образ действия в данной конкретной ситуации. Можно пытаться изменить образ себя вообще, навыдумывать себе каких-нибудь имен, но это все проверяется и реализуется, опять-таки, в конкретных ситуациях. Я могу сколько угодно твердить себе, что я — Победитель, а не Лягушка, но я это реализую или не реализую в конкретной ситуации. Неделание или изменение привычного образа действия тоже осуществляется в ситуации.

Ситуация — это не так просто, как кажется. Не всякий срез процесса жизни может быть назван ситуацией. Ситуация — это то, где со мной нечто произошло и я имею возможность что-то с этим сделать. Ситуация значима в том смысле, что в ней встречаются три «угла» нашей основной схемы (образ действия, образ себя, картина мира).

Само понятие, сам термин «ситуация» тесно связан с понятием «опыта». Поскольку опыт по своей природе виртуален, некоторые породившие тот или иной опыт ситуации могут быть изменены посредством определенных приемов работы с виртуальными пространствами.

Рекапинг дает возможность заново — в виртуальном пространстве — концентрированно пережить прошлую ситуацию, но пережить ее по-новому. Если обычный человек в ситуацию попадает, «влипает», считая себя этой ситуацией определенным и ограниченным, то работающий человек ситуацию воспринимает как набор возможностей, и от его личной силы, а также от его контролируемого намерением выбора зависит, как он эти возможности использует. Соответственно, переживание заново — это усмотрение в старой ситуации новых возможностей, — причем не для тогда, не то что «хорошая мысля приходит опосля», — а новых возможностей сейчас. То есть, — еще раз напомню, — речь идет о ситуациях, которые значимы до сих пор. Только поэтому имеет смысл их переживать, только поэтому их можно пережить. Реально пережить ситуацию заново значит увидеть в ней новые возможности.

2.

Каковы же задачи, обстоятельства и техника переживания значимой ситуации из прошлого?

Многие авторы, не умея выразить иначе действительно важные соображения, настаивают на подробности воспроизведения ситуации до мельчайших деталей. Но, во-первых, как вы понимаете, это невозможно, кроме как в очень специфических состояниях сознания, — под действием, например вживленных в определенные участки мозга электродов. Во-вторых, достаточно очевидно, что и в реальной ситуации человек не схватывает ее во всех возможных подробностях. Более того, переживая ситуацию заново, человек может усмотреть в ней нечто, чего он «тогда» не заметил. Ситуация (в экзистенциальном смысле слова) не включает весь континуум опыта, который мог быть получен данным индивидом в данном месте в данное время. Человек, находящийся в конкретной ситуации своей жизни, сознает (в смысле awareness), меньше, чем теоретически возможно, осознает еще гораздо меньше, поскольку о‑сознание необходимым образом связано с построением версии, для чего необходимы те или иные средства концептуализации. А сообщается в коммуникации, соответственно, еще меньше.

Задача полноты, подробности воспроизведения ситуации — ложная, даже при попадании в специфические состояния сознания дело не в этом. Дело в двух кардинальных вещах. Во-первых, ситуация должна быть заново пережита, а не только восстановлена в памяти, в описании, то есть это должно быть не пустое воспроизведение ситуации в семантике пересказа или внутреннего диалога, а реальное переживание. Во-вторых, ситуация должна быть пережита в своих значимых компонентах, которые только и делают ее данной экзистенциальной ситуацией. Реальность значимых компонентов ситуации определяется тем, что они могут быть развернуты, в них есть нечто такое, что может быть заново усмотрено, переосмыслено и т.п.

Я слышал не один раз от разных людей фразу: «Вот бы жить во времена Иисуса!» Но представьте себе, что подавляющее большинство людей, которые находились там достаточно близко, в этой самой Иудее, ничего этого не заметили. Ну, ходит по округе некий как-бы-пророк, чуть ли не «мессия», собрал толпу учеников. Много их таких ходило тогда, как ходит и теперь. Ну чего-то там с ним сделали («Один, вот, тоже, шерсть на носу, все ходил, так ему ка-ак, шерсть на носу, двинули, так он больше теперь не ходит…») Для них той ситуации, о которой мы узнаем, читая Евангелия, просто не было. А была (если была, а не сконструирована позже) ситуация для тех, кто был в ней задействован.

Ситуация существует для тех, кто в ней участвует. Она такая, какова она в переживании участников, и переживание участника ситуации «высекает» из материала событий и отношений, как скульптор статую из камня, то нечто, что является значимым. Так что переживание заново, — это переживание заново того, что значимо, причем, так, как оно значимо.

Мы часто используем следующую технику. Вот мы с вами до перерыва два часа как-то работали. Можно попробовать вспомнить это как определенного рода ситуацию, и тут есть два совершенно разных вопроса. Первый: попытайтесь описать, что происходило. У кого-то память лучше, у кого-то хуже, кто-то более наблюдателен, кто-то менее, но все так или иначе могут описать, что тут, на лекции, происходило. Мы можем все вместе поучаствовать в попытке восстановить эту картину более или менее подробно и точно. И совершенно другой вопрос: что происходило для вас лично? Понятно, что честный ответ на этот вопрос будет совершенно другим. Кто-то, например, мог зацепиться за какой-то пассаж моей лекции и пойти по линии значимых для себя ассоциаций, утеряв нить моего рассказа, потом вернуться, как-то восстановить для себя логику моего движения с теми или иными искажениями, и т.п. Люди, которые записывают на магнитофон наши групповые и свои индивидуальные занятия, рассказывают, что при прослушивании часто воспринимают все совершенно иначе.

Так вот, в рекапинге восстанавливать, воспроизводить в ситуации надо то, что происходило для тебя лично. Ситуация — это всегда твоя личная, индивидуальная, экзистенциальная ситуация. А то, что там было вокруг, — это постепенно растворяющийся, исчезающий фон. Значимо то, что значимо, и значимо оно так, как оно значимо. Это, собственно, — основной принцип гештальта. И не только гештальта. У Грегори Бейтсона есть замечательное выражение: difference that makes difference, которое я перевожу это как «значимое различие».

3.

Спрашивается, что же при переживании прошлой ситуации можно изменить и как это возможно? Разве прошлая ситуация не задана как нечто неизменное в своей фактичности?

Все дело в том, что «фактичность» — результат точки зрения. Не бывает никакой «фактичности» самой по себе, хотя многим людям очень трудно в это поверить. Надо сказать, что работа рекапинга, среди прочего, служит и приобретению опыта относительно этого, очень важного для жизни, положения. А точка зрения (почти «точка сборки», которую из нас никто не видел, — но выражение очень удобное) — следствие так или иначе направленного намерения, интенции.

Таким образом, главный вопрос, который надо решить при рекапинге (как и при рассмотрении текущей экзистенциальной ситуации) — в чем состоял (и состоит) вызов в данной ситуации. И этот вопрос отличает поверхностное отождествление с ситуацией от ее последующего правильного понимания.

Вызов — это то, на что можно реально отозваться, то, что действительно актуально в области, которую Выготский называл «зоной ближайшего развития». Вызов указывает направление движения в зоне ближайшего развития, и это дает работающему некоторый ключ к поиску того, «о чем» ситуация. Соответственно, как правило, поиск имеет смысл, то есть ситуация, как правило, — не о том, о чем кажется.

Здесь я напомню типичный ход построения текста у Кастанеды. Разворачивается некая ситуация, весьма драматическая, яркая, запоминающаяся. Затем идут объяснения этой ситуации, разные теоретизирования по этому поводу. А потом через треть тома или в следующем томе мы находим новое объяснение той же самой ситуации на новом витке понимания. У нас как бы открываются глаза, и мы говорим: «А, так вот в чем там было дело!» А через полтома мы находим следующее, с еще более высокой точки зрения, рассмотрение той же ситуации. И так, для особенно значимых ситуаций, по пять‑шесть раз.

Таким образом, рекапинг связывает момент прошлого, когда имела место определенная ситуация, с моментом настоящего, когда осуществляется эта работа. Переживание заново прошлого предполагает ситуацию, актуальную для настоящего, и в аспекте, актуальном для настоящего.

Итак, ситуацию-в-прошлом можно реально менять за счет изменения ее осознания, а затем, возможно, и сознавания, то есть качества awareness.

Начнем с того, что «я сам» в ситуации представлен как минимум двумя: «я‑тогдашний» и «я-теперешний», а возможно, и несколькими «промежуточными я». Эти «я» можно попробовать свести в единый объем переживания (динамику развития «я», как сказал бы психоаналитик), что дает очень интересную возможность.

Обычно считают, что-де «я‑теперешний» обладаю новыми «ресурсами», которых не было у «меня-тогдашнего», и могу с этими новыми ресурсами пойти в ту ситуацию и решить ее по-новому. Да, иногда такое возможно. Но. Если ситуация остается для меня значимой каким-то определенным образом до того, как я проделал эту процедуру, значит не только я тогдашний, но и я теперешний с этой ситуацией не разобрался, и переживание ее вновь должно подвергнуть переосмыслению не только меня тогдашнего («Ах, что же я тогда не справился»), но и меня сегодняшнего. Не стоит, найдя в нынешнем «ресурсе» возможность практически решить трудную ситуацию, подменять этим действительную работу, подразумевающую реальный анализ и распутывание коммуникативно-волевых паттернов, то есть проблематику структурного состояния и развития этого самого «я».

Чаще всего суть (и шанс) состоит в том, что ситуация‑в‑прошлом задавала определенные возможности движения в зоне ближайшего развития, и «я‑тогдашний» выбрал из них не то направление, в котором хотелось бы двигаться. А теперь я могу выбрать иначе, и дело не в том, как я действовал или бездействовал в той ситуации, а в том, как я теперь осознаю этот материал. То, что казалось тогда поражением, может для меня-сегодняшнего стать победой (и наоборот). То, что казалось тогда концом, может сегодня выглядеть как начало (и наоборот).

4.

Одна из давно практикуемых у нас возможностей изменения ситуации через ее переосмысление основана на том, что в ситуации, как правило, есть другие акторы. То есть, как правило, значимые ситуации являются коммуникативными, или, шире, ситуациями взаимодействия. Изменить можно суть и высоту тех взаимодействий, которые там осуществлялись.

Самый «низ» — обычное взаимодействие между людьми, когда каждый движется по своему сценарию, стараясь использовать других участников ситуации как исполнителей ролей в своем сценарии. Как правило, тот, кто сейчас осуществляет рекапинг, тогда, в прошлом, как раз и двигался по своему сценарию, используя партнеров как исполнителей имеющихся в его сценарии ролей, а поскольку они туда не лезли (у них же свой сценарий!), он их несоответствие воспринимал тогда как плохое, недобросовестное исполнение ими своих ролей.

В связи с этим полезно отметить такую тонкость. Когда мы обвиняем своих партнеров в том, что они — «редиски», за этим могут стоять две совершенно разные вещи. Одна — это когда они сделали вам реально плохо. Другая же линия — это когда они делали не то, что вы от них ждали. Например, большинство из нас — обиженные дети: дети, обиженные на своих родителей. Так вот, одно дело, когда эти родители действительно делали нам плохо (например, клиентка вспоминает, что отец в детстве бил ее смертным боем), а вторая линия — когда они шли против того, что мы считали должным, нужным, правильным, естественным (например, взрослый мужчина обижен на своего отца, что тот не был с ним в свое время достаточно суров, и вот-де теперь он из-за этого «безвольный»).

И можно увидеть набор приемов, которые использует человек в своем осознании, чтобы все равно вставить других участников в свой сценарий, но только поставить им разные лейблы, «отрабатывая» то, что они-де плохо там играли.

Что можно тут сделать при рекапинге?

Во-первых, можно перестать считать свой сценарий самоочевидным, то есть увидеть его как некий особенный сценарий. Примером может служить наш обычный психотерапевтический прием: заметить, что родители — не вполне «родители», а просто люди со своими особенностями, характерами и пр.

Если это так, то — вторым тактом — можно поставить задачу увидеть сценарий других действующих лиц, в котором уже они пытаются поставить нас на какие-то роли. Если это удастся увидеть хотя бы просто как несовпадение сценариев, это создаст, хотя бы на мгновение, картину той неконтролируемой глупости, которая при этом происходила. Но это еще не переживание. Переживание возникнет тогда, когда и если работающего хватит на то, что бы реально пережить ситуацию и за себя, и за партнера. Ведь партнер тоже не просто исполняет сценарий, он живой, он тоже что-то переживает, тоже как-то видит мир, и на самом деле его мир не таков, как версия, которую он для себя или для меня выстроил.

Если работающего хватит на это, он поймает свой кубический сантиметр шанса увидеть, — тогда эта глупость станет контролируемой из места, где он себя и партнера держит за людей, которые больше сценария, — за личности.

Для этого могут понадобиться какие-нибудь на ходу создаваемые приемы. Например, как-то раз, воспроизводя в рекапинге какую-то ситуацию своего детства, я стал называть отца не «папой», как обычно, а «Павликом», как звала его мама в хорошие моменты. Эта простая штука вдруг резко изменила мое представление о ситуации, которую я вспоминал.

5.

Нужно иметь в виду, что все это возможно только для человека, настроенного на Работу, потому что требует жертвы двумя конституирующими обычное Эго-состояние вещами: нужно пожертвовать жалостью по отношению к себе и нужно пожертвовать тем, что Кастанеда называет чувством собственной важности.

В обычном Эго-состоянии обычного человека, он, человек, является центром мира, и все рассматривается относительно него. Вспоминая прошлые ситуации, переживая теперешнюю ситуацию, я все соотношу с собой, я — центр системы координат. Отказаться от чувства собственной важности значит заметить, что мое Эго — такой же механизм, как у других людей, что я — не Эго, также, как другие — не их «Эги». С другой стороны, мое Эго также участвует в этих бестолковых столкновениях, как «Эги» всех остальных. Это на уровне, так сказать, сценарной awareness.

Можно привести здесь такую метафору. Актер по самому смыслу своей профессии смотрит из себя. Ему надо вообразить эту ситуацию и пережить ее до «печенок». А режиссер не смотрит ни из одного из актеров, у него свой режиссерский замысел. И дальше о нем, например, могут сказать, что этот режиссер больше использует мизансцену и меньше самовыражение актеров, или — наоборот. А уж если режиссер пошел на поводу у актера и под него все строит, — это, по-видимому, вообще будет ошибкой. Так вот Эго, когда оно находится в Эго-центрическом «режиме», — такой режиссер, который все время находится на поводу у себя‑актера. А чтобы выйти из Эго-центрического режима, ему, Эгу, нужно отойти в сторону, занять режиссерскую позицию и посмотреть на всю мизансцену. Но чтобы это сделать, ему надо понять других актеров, как таких же актеров, как правило находящихся в Эго-центрических «режимах» в каком было и его Эго, пока он не сменил позицию. Из режиссерской позиции нужно понять других «Эг» наравне со своим Эго-центрическим Эго, не отождествившись ни со своим Эго, ни с другими.

Кстати, это очень типичная ошибка непсихотехничных интеллигентных людей, которые пытаются «встать на чужую точку зрения». Ошибка состоит в том, что, пытаясь встать на чужую точку зрения, они теряют свою. И дальше у них начинается, как у журавля на болоте: нос вытащил, хвост увяз; хвост вытащил, нос увяз. Либо я встаю на его точку зрения, либо я встаю на свою точку зрения. И то, и другое очевидно не адекватно и не ведет ни к чему хорошему. А нужно увидеть это как механический процесс столкновения, и за механическим процессом увидеть, хотя бы краешком, сон своего сновидящего, которому в его намерении приснилась эта ситуация.

Это не так безумно сложно, как кажется в описании, хотя, повторяю, для этого нужно пожертвовать «собой единственным». На уровне сценарного осознания это требует отказа от ощущения, что-де «я — дело другое»: они — это же «они», а я — не такой, как они. На самом деле, в своей неконтролируемой глупости я — такая же или такой же.

На уровне эмоций нужно очень жестко пресекать любые проявления жалости к себе, точно также как к другим участникам ситуации. Это равно важно, потому что безжалостность — это нечто справедливое, доброе, теплое, а вовсе не возня вокруг того, кому отдать конфетку, Пете или Васе. А жалость — штука вообще недостойная. Жалость — это унижение достоинства, своего и чужого. Я неоднократно разным клиентам давал задания и прошу всех заинтересованных это проделать. Взять листок, написать слева «сочувствие», справа — «жалость» и посмотреть, чем они отличаются друг от друга.

Я предлагаю здесь ввести очень важное понятие. Есть понятие «личной силы» и как-то более или менее понятно, о чем речь. Я предлагаю ввести еще понятие «личной слабости». Так вот жалость к себе — это в некотором смысле квинтэссенция личной слабости. Это то, что разъедает, уничтожает, отправляет в унитаз личную силу. Но это то, чем питается обычное Эго и чем оно защищается.

Чтобы работа по переживанию ситуаций могла быть осуществлена, чтобы там появлялась трезвость, нужно эти вещи безжалостно выбросить и тогда искать в ситуации другие организующие силы, другие центры awareness, кроме себя, и пытаться войти с ними в резонанс, в состояние со-чувствия. Тогда ситуация обретает объем, и ты начинаешь видеть — практически, а не «вообще», — что все обстоит совершенно не так, как тебе казалось, и, переживая эту ситуацию заново, ты узнаешь мир как бы вообще совершенно заново. И говоришь: «Оказывается, вот как оно было-то!»

После этого имеет смысл просмотреть по углам нашей схемы (образ действия — образ себя, картина мира), что там изменилось. Каков мир, в котором возможны такие перемены? Вот я все это проделал и увидел, что мои отношения к отцу были такие, а сейчас они другие, и все как-то изменилось. Что это за мир такой стал? По-видимому, такие вещи возможны в единственном особом мире, в мире Работы. Важно увидеть, что это — живой мир.

А что касается образа действия, то если я реально проделал этот рекапинг, мне, — настолько, насколько я остаюсь в этом сознании, — станет неудобно делать какие-то вещи, которые я раньше делал, как само собой разумеющиеся. То есть что-то изменится и в образе себя. Но это изменение само по себе автоматически не сохраняется, потому что сознание уходит. И тут очень важно сформулировать, найти и поставить задачу не‑делания, не‑воспроизведения тех способов поведения, которые с новой точки зрения видятся как неадекватные мне-новому. Иными словами, одним из необходимых результатов, одним из необходимых способов закрепления результата проделанной Работы является ясная формулировка, чего я теперь постараюсь не делать. И попытка описать, какой я теперь.

6.

У нас есть известный, постоянно нами практикуемый метод, или техника, или способ Работы, который мы называем «Бейсик» — практика психотехнической коммуникации. Можно попробовать использовать технику Бейсика как способ выполнения новой задачи — переживания заново значимых событий прошлого.

Предполагается работа в парах или тройках. Кто-то будет рассказывать свою прошлую ситуацию, другой (или другая) — слушать и расспрашивать. Новый акцент состоит в том, что важно вместе пережить эту ситуацию как некоторое целое. То есть слушающий‑и‑расспрашивающий должен постараться эмпатически туда попасть.

Что значит «эмпатически»? Суть в том, чтобы оказаться как бы в чужой шкуре, не забывая о своей. Если я — выслушивающий и расспрашивающий, мне надо попасть туда, в чужую шкуру, — причем не просто во внешний антураж, это полдела, а именно в чужую шкуру, — и пережить то, что мне рассказывают, как бы эмоциями, ощущениями того, кто рассказывает. При этом не потерять себя и помнить, что это он или она мне рассказывают, это с ней было, а не со мной.

Не вдаваясь в детали, скажу, что человеческая психика принципиально устроена таким образом, что для нее это возможно. Более того, это фундаментальная способность того, что называется человеческой психикой. Без этой способности человеческой психики нет. Человек — это тот, кто способен к эмпатии, то есть, способен сопереживать другим, не теряя себя. Хотя, конечно, эмпатия имеет границы. Все равно, я — это я, а ты — это ты. Даже если я очень стараюсь чувствовать как ты, я все равно «за тебя» чувствую по-своему. Все имеет пределы. Пределы этому кладет мастерство и жизненный опыт. И тот, кто научается сопереживать, получает доступ к очень значительному изобилию опыта. А тот, кто не умеет, остается в рамках собственной индивидуальной глупости.

Кстати, если говорить о контролируемой глупости, то собственную глупость контролировать нельзя. Можно контролировать только общечеловеческую глупость в себе. Дело в том, что собственная глупость всегда связана с отождествлением. Возможность контроля появляется только тогда, когда я обнаруживаю, что это не мое, а общечеловеческое, когда я обнаруживаю себя действующим и вижу, какие рельсы устраивают то действие, то понимание, то видение, с которым я до того отождествлялся. Пока я — это я, я склонен полагать, что так оно все и есть, как мне видится.

Ранее уже шла речь о том, что в ситуации всегда есть другие люди, — актуально, потенциально, или виртуально. В технике Бейсика этих «других» — два больших класса. Один больший класс — это участники ситуации, ее акторы. Второй — это собеседник, с которым вы работаете, а потом весь большой круг, которому ваш собеседник будет рассказывать о вашей ситуации.

Как уже говорилось, одна из технических возможностей увидеть, что ситуация не такова, какой вам казалась, состоит в том, чтобы эмпатически пробраться к чужой точке зрения. Даже не так уж важно, насколько адекватно будет ваша догадка о том, как думает или чувствует другой человек. Важно, что это заставляет отказаться от представления, что все — такое, каким мне кажется, и дает возможность получить объем. Мне поначалу кажется, что все так, а другим участникам ситуации и моему собеседнику по Бейсику, возможно, кажется иначе.

С собеседником легче, от него вы можете получить в момент Работы, здесь и теперь, обратную связь: «Как ты это видишь? Как ты это чувствуешь?» С участниками ситуации сложнее, их опыт надо реконструировать, но повторяю, не так важна истинность этой реконструкции, как сам факт, что вы этим займетесь.

7.

Что еще, кроме добавления объема за счет привлечения чужих точек зрения, можно изменить в прошлой ситуации?

Можно осознавать свои и чужие действия иначе, чем это было раньше. Если хорошо понимать, что нет никаких фактов вне осознания, то фактическая канва действования может предстать сильно изменившейся. Бездействие из трусости может предстать разумной осторожностью (и наоборот); решительность может увидеться как непродуманная поспешность (и наоборот), и т.д. А уж если вглядеться в действия других, тогда вся ситуация может «поплыть». Окажется, например, что в какой-то драматической ситуации бывшая жена не вредила бывшему мужу всеми возможными способами, а просто спасала своего брата, что брат не вступал с ней коалицию против мужа своей сестры, а просто как мог боролся за свою жизнь,  и пр. Да и муж этот, оказывается, не губил брата жены, а просто боролся как мог за свое счастье (или наоборот?), не унижал ее бесконечными попреками, а просил не делать ему больно (или наоборот?)…

В ситуации можно попробовать быть чем-то иным, чем был, то есть представлять в ней себя иначе, в частности и в особенности на это работает вопрос: «Кем меня видели другие участники ситуации?» Как правило, если над этим действительно подумать, меняется очень многое. Во-первых, потому что видно, что я представляю себя совсем не так, как другие, во-вторых, потому что другие представляют меня совсем не так, как я.

Наконец, можно обратить внимание на то, что ткань ситуации, то есть устройство мира, из которого ситуация вырисовывается, тоже на самом деле иная, чем казалась.

Впрочем, другой стороной, необходимым полюсом того, что «все совсем не так», должна быть твердая уверенность, что на том уровне, на котором мы находимся, все именно так, как нам представляется, — идет ли речь о старом представлении, или о новом. Нам снится именно то, что нам снится. Это и есть наша жизнь. Поэтому то понимание, которого я сегодня достиг, — это и есть воплощение моей (сегодняшней) безупречности. С ним надо обходиться в манере сталкинга, то есть принимать за то, что оно есть, с одновременным допущением, что вообще-то это глупость, которую надо контролировать.

Но в понятии контролируемой глупости следует обязательно иметь в виду, что для того, чтобы нечто контролировать, нужно иметь, что контролировать. То есть нельзя терять реальность, о которой идет речь, «ткань» реальности.

Новое представление о ситуации должно быть еще просмотрено в двух смыслах: на соответствие остальным имеющимся представлениям о реальности и на внутреннюю непротиворечивость. В классических концепциях это называется ассимиляцией или интеграцией нового опыта.