Если человек не проработан психотехнически, то велика вероятность, что его потуги на пневмо-практику обернутся всего лишь психологической компенсацией.

Теория и методы - работа над собой

Итак, мы взяли задачей, или, можно сказать, лозунгом на ближайший триместр: жить своей жизнью, воплощать свои ценности.

Но для того, чтобы воплощать действительно свои ценности, а не ценности своей бабушки, своего начальника или своей ложной личности, чтобы добираться до «подлинного себя», нужны три «отстройки», нужно отстроиться от трех фундаментальных «уловителей», которые претендуют на то, чтобы захватить нашу энергию. Эти три «уловителя»: (1) социальная система в ее современном виде, (2) семейная система, как она представлена в нашей жизни, и, наконец, (3) собственные неврозы, организующиеся в конце концов в систему так называемого «невротического характера».

Рассмотрим подробнее эти три типа канала утечки нашей энергии.

1.

Все человеческое в принципе социально. Детеныш не может стать человеческим ребенком, если не социализируется. И все, что есть в человеке, проходит через системы социализации: язык, мышление, чувствование, формы жизни — во все это человек входит, становясь человеком. Это — азы психологии со времен Выготского.

Однако же социологи различают социальное и социетальное. Немого упрощая суть дела, можно сказать, что социетальное — это то, чего социум требует от человека в уплату за то, что он стал и остается человеком. Социум требует от человека, чтобы он функционировал как его член. (Здесь уместна ссылка на Талкота Парсонса, наиболее внятно разработавшего язык для описания этой стороны дела).

Однако же нынешний социум, как мы знаем, претерпевает «конец света». Так что если мы не хотим, как в старом советском анекдоте, «догонять Америку, которая неудержимо катится в пропасть», нам необходимо от этого социума отстраиваться.

Здесь нужно иметь в виду жесткую и трудно постижимую (особенно практически) закономерность. Для «людей» в смысле хайдеггеровского das Man, — для людей в массе — это невозможно. Без «людей» социума нет, люди живут в социуме, а социум живет на людях. Как требовал великий политический классик (и объяснял, как реализовать это требование, призывая к террору), «нельзя жить в обществе и быть свободным от общества». Для «людей в массе» это действительно невозможно. Но это возможно для изолированно взятого индивидуума. Это объяснял Гурджиев Успенскому: то, что невозможно для больших масс людей (ибо поставило бы под вопрос выживание определенных систем — не только социальных, но даже и космических), то возможно для отдельных индивидуумов, если они к этому стремятся.

Дальше он объяснял, что для индивидуума это начинает быть возможным, если он входит в соответствующую группу, имеющую грамотного руководителя, — (далее по тексту, читайте «В поисках чудесного»). То есть это возможно для индивидуума, работающего над собой в специально организованной группе, и не цепляющегося за «людей». Индивидуума, готового пожертвовать естественным желанием быть «как все».

Отмечу здесь одну особенность нынешней социальной ситуации, которая, с одной стороны, увеличивает наши возможности, но, с другой стороны, может быть и препятствием. Еще в 90-е годы социальные ценности, во всяком случае в некоторой их части, могли всерьез приниматься за валидные (значимые, действенные) индивидуальные ценности. Традиции русской интеллигенции, перешедшие через интеллигенцию советского времени, были в то время достаточно распространены, и можно было в спектре социальных ценностей выбирать этот луч и стремиться воплощать эти, — довольно осмысленные — ценности: традиции русской интеллигенции, и/или американской демократии, и/или английского либерализма… Сейчас это уже невозможно. Сейчас «конец света» в нашем локусе стал более явным. Упомянутые интеллигентские, демократические, либеральные и тому подобные ценности — ёкнулись (потерпели крах). Социальные ценности становятся более унифицированными и жесткими, конкурентность становится одной из основных социальных ценностей. В этом социуме нужно карабкаться по разным лестницам вверх. Есть, конечно, исключения (например, движение дауншифтинга), но они именно исключения. Так же как разные группы, вроде нашей, которые стараются искать какие-то иные формы жизни.

Именно такие, небольшие, специально организованные группы могут дать возможность отстроиться от социетальных ценностей. Но для этого необходима довольно непростая жертва, нужно пожертвовать желанием жить «как люди». Это нелегко, но возможно, Это возможно, но нелегко. Облегчается это, как я уже сказал, тем, что, во-первых, «люди» живут все хуже, а с другой, технической стороны дела: вокруг нас всем до всех становится все меньше дела. Если в советском или немецком тоталитарном обществе всем до всех было дело, все за всеми следили, то теперь всем до всех дела все меньше. И в общем представление о том, что какие-то «люди» каким-то определенным образом, например, «думают», что-то «считают» и т.п., — становятся все более бессмысленными.

Итак, отстройка от социума, — это прежде всего отстройка от желания подниматься вверх по лестницам, тем или иным, — лестницам денег, власти, карьеры и пр. Для человека отстроившегося видно, что там ничего нет, что в сегодняшней ситуации там все высасывают и уже ничего не дают взамен. Власть не дает свободы, ради которой она завоевывается, деньги не дают благосостояния и покоя. Одним словом, это — ловушка для мотивирования людей к функционированию.

Тут нужно ввести один из основных концептов этого круга идей. Он состоит в том, что люди делятся на сильных и слабых. Причем делятся простым, совершенно ошеломляюще зависимым от них самих способом: сильные — это те, кто считает себя сильными, а слабые — это те, кто считает себя слабыми. И больше за этим нет ничего. Это не наличие или отсутствие тех или иных способностей, той или иной «аппаратуры», внешней или внутренней. Разные функциональные особенности здесь — не более чем символы и способы само-описания. Известна, например, женщина, которая из состояния слепоглухонемого ребенка поднялась на вершину интеллигентности, стала автором известных книг. А вокруг нее множество детей, одаренных зрением, слухом и речью, не становились никем.

Однако же в социуме сильные попадают в ловушку залезания по лестницам, а слабые — в ловушку «выживания». Слабых эксплуатируют, заставляя рабски работать ради выживания, а сильных социум эксплуатирует, делая убежденными функционерами социальных систем. (Напомню, что про подсистему денег мы специально говорили на летнем выезде и позже).

И при этом некоторым объемом «социальности» и даже «социетальности» (то, что я называю «социальным телом») обладать необходимо, как воздухом. Нужно иметь достаточно денег, нужно иметь паспорт, определенное положение в обществе и т.д. Во всяком случае в моей идеологии речь не идет об эскапизме, об убегании в бомжи или в тибетские пещеры. Нам следует серьезно отнестись к формуле «в мире, но не от мира».

Это — про социум. Человеку, который хочет «быть собой», нужно отстроиться от нынешних социетальных ценностей, не убегая от необходимости жить в этом социуме, как в среде. Жить в социуме как в среде — это одно, а жить, считая себя частицей этого социума — другое.

— А что тогда может быть мотивом социального функционирования?

— А зачем тебе социальное функционирование?

— Но минимум-то нужен? Или этот минимум и есть мотив?

— Несколько сложнее. Так же, как ты имеешь органы дыхания и пищеварения, ты и в социальном теле должен иметь органы, необходимые для жизни в этой среде. Там никакого «мотива» не нужно, поскольку это может быть не деятельностью, а жизнедеятельностью, это «просто» существование в среде.

— ... то есть балансируя на грани эскапизма и вялой социальности. Я вот прикидываю, куда мне пойти…

— Давай я, отвечая на твой вопрос, забегу вперед своего плана. Ответ такой: для того, чтобы отстроиться от социума, не свалившись при этом в эскапизм, нужно иметь другую точку опоры. Вообще для совершения всего того, о чем идет речь, нужно иметь другую точку опоры. При том, что у обычного человека, живущего в социуме, другой точки опоры нет и быть не может.

— Ты имеешь в виду некую идеологию?

— Немного шире: картину мира. Нужно иметь такую картину мира, где есть нечто другое. Это «другое» может осмысляться по-разному, видеться по-разному, называться по-разному, но суть в том, что это — другое. Имея другую точку опоры человек становится не клеточкой социума, а сам по себе оказывается организмом в социальной среде, который — по определению организма — более высоко организован, элементами среды питается, но не становится ее частью.

— …а становится раковой опухолью…

— Это очень важное замечание. И это вновь возвращает нас к тому, что для «людей» это невозможно. Потому что если это «ускользание» начинает быть хоть сколько-нибудь массовым, оно действительно становится на теле социума раковой опухолью, и социум начинает с ним бороться, его «гасить», и правильно делает, потому что иначе ему — этому социуму — грозит гибель. Но впрочем, он и так на наших глазах вымирает, ибо «раковых опухолей», причем действительно массовых, у него и без нас хватает

Но для того, кто действительно стал самостоятельным организмом внутри социума, не выгодна ни борьба с социумом, ни его вымирание. Мы же в нем живем, и его благополучие нам гораздо «удобней», для нашей собственной жизни, чем его неблагополучие (хотя, к сожалению, на сегодняшний день для его благополучия мы мало что можем сделать).

Так вот, если мы имеем другую точку опоры, тогда наша деятельность мотивируется оттуда, из этой другой толчки опоры, а наши социальные отношения организуется нашим социальным телом, которое формируется хотя и из материала социума, но по нашим собственным меркам и запросам.

2.

Во многих социальных сдвигах, в частности, в сдвиге, начавшемся в середине 50-х годов, от массового принятия советской «общественной» идеологии к ее девальвации, другой точкой опоры становилась семья: личные отношения, семейное тепло, домашний очаг… Нетрудно почувствовать, что «гипер-социальные» люди, лишенные этого эмоционально-семейного тепла становятся «нелюдью». Когда действительно всем на всех становится наплевать, такое общество оказывается довольно жестоким. С другой же стороны, общество, организованное по принципу «мы все одна семья», это как показал фон Хайек, — тоталитарное общество. Царство «общинности», общинных отношений, имеет такую же свою «тень», как и социум. Сразу вспоминается Кабаниха из «Грозы». Но все же человек, не впитавший ценности семейных теплых отношений, так же не-человек, как и существо вне социализации. «Воспитание чувств» человека в нашей среде начинается через канал семьи (к сожалению, дело часто этим и кончается).

— Мне тут же вспомнились интернаты Стругацких. Интересно, насколько это реалистично?

— Дело в том, что они не обсуждают возраст до 3-5 лет. Это же все закладывается там. До кризиса семилетнего возраста, до школы.

Так вот, от отношений семейной системы, в которой мы укоренены, точнее — от «тени» эмоциональных семейных отношений тоже нужно отстраиваться. С этой стороной дела мы много работали, так что я могу просто сослаться на тексты и работы, связанные с Боуэном. Именно этим Боуэн и занимался, называя это «дифференциацией».

Но и тут важно опять напомнить деление на сильных и слабых. Сильные, если они не имеют другой точки опоры, могут завоевывать в семейных системах ключевые позиции. Если же они имеют другую точку опоры, они могут дифференцироваться. А слабые образуют семейную массу, становятся малодифферецнированными людьми (в смысле Боуэна), цепляются за семейные отношения, потому что ничего другого для обеспечения своей безопасности, места в жизни и т.п. у них нет.

Необходимо еще одно замечание про «другую точку опоры». В прошлом действительно можно было в качестве «другой точки опоры» пользоваться: для дифференциации от семьи — социумом, для дифференциации от социума — семьей. Сейчас это затруднительно, а то и невозможно, из-за далеко зашедшей деградации как социума, так и семьи. Так что «другую точку опоры» приходится искать вне того и другого.

3.

И, наконец, невротический характер.

Как мы знаем (см. текст Концепция невротического характера), невротический характер это, во-первых, система связанных между собой, функционирующих как единое целое индивидуальных невротических механизмов, а во-вторых, невротический характер отличает от просто невротических механизмов то, что черты этого «характера» человек принимает за «себя», относится к ним некритически, не считает их тем, от чего можно и нужно избавляться. Это состояние психики образуется из-за многочисленных рассогласований внутри социальной и семейной систем и между ними. И для большинства «людей» невротический «характер» заменяет то, что должно было бы быть личностью.

Обычно полагают, что это — психопатология той или иной степени тяжести, то есть что это тема «клиническая», и с точки зрения психотерапии так оно и есть. Но с точки зрения социума (и его обитателей) нельзя не увидеть, что все люди вокруг нас — не «большинство», не «многие», а именно все люди вокруг нас, «люди, на которых живет социум», — это все «невротические характеры». Впрочем, иначе в этом социуме и не может быть.

Если действительно это понять, это звучит страшновато. Социальные системы и их ограничения, причем не только обеспечиваемые «силой», но и, — даже в большей степени — гипнотические, так организованы, чтобы люди не передушили друг друга. И они друг друга, как правило, не душат, или делают это только в особых жанровых ситуация — войнах и революциях, и не всех подряд, а только «врагов». «Преступность», потому и есть «преступность», что в массе людей принято не преступать каких-то установлений. Невротический характер может жить среди людей, невротические характеры могут жить друг с другом только благодаря жесткой системе правил, установлений и ограничений.

Возьмем обыкновенную семью. Как люди живут в семье? Вот я с клиентом работаю, показываю что-то, клиент в этот момент начинает что-то видеть, и вдруг задает вопрос: «А как же люди-то живут?» — Так вот люди так и живут. Все. Не то что это «больные» семьи, а где-то есть «здоровые», а семьи все так живут.

Идея тотальной распространенности невротических «характеров» соответствует гурджиевскому понятию ложной личности. Поэтому мне кажется, что не стоит думать, что «мы» далеко ушли от этих «людей». Мы, конечно, очень продвинутые работники-над-собой, однако невротический характер — сильный и коварный противник, и, если даже мы справились на каком-то уровне с наиболее грубыми проявлениями, все же в каждом из нас довольно многое принадлежит этой ложной личности (напомню о моем различении личности и ложной личности, см. текст Теория личности), так что нам необходимо продолжать отстраиваться от своих невротических черт, на разных, иногда довольно тонких и малозаметных уровнях захватывающих нашу энергию, вообще — нашу жизнь.

Что касается работы с неврозами, невротическими механизмами и невротическим характером, этому посвящено (и будет посвящено) много материалов сайта (см., например, текст Проекция как невротический характер), так что здесь тоже можно специально об этом не говорить.