В этом докладе (первоначально это — текст выступления на психотерапевтической конференции в 1997 году) я расскажу о некоторых экзистенциальных методах, которые практикуются у нас в Мастерской.
Мне кажется, что в наших условиях нет смысла говорить о поддержании «в чистоте» традиций тех или иных школ, вроде гештальттерапии, трансакционной терапии и т.п., потому что, во‑первых, большинство людей нашего поколения — более или менее самоучки, и в семинарах именитых представителей разных школ мы не учились, а только «повышали квалификацию»; во‑вторых, учились мы у всех подряд; в третьих, как люди здешние и очень практичные, мы на ходу учились тому, что нам нужно, то есть не совсем тому, что имели в виду именитые учителя. Поэтому мы используем все, чего нахватались, и многое другое, что сами придумали.
Зато, мне кажется, имеет смысл говорить о разных аспектах нашей терапевтической практики. Поэтому, рассказывая об экзистенциальном аспекте нашей работы, я прошу не думать, что я только так и работаю: работаю я по-всякому, в зависимости от ситуации.
Каковы задачи терапии в ее экзистенциальном аспекте? Мне кажется, что основных задач — две. Одна — это привести клиента к несколько более реальному восприятию своей жизни. Вторая — дать клиенту возможность в несколько большей степени управлять или владеть своей реальной жизнью.
При этом я хочу обратить ваше внимание на следующие важные критерии. Если меняются только внешние аспекты жизни, — это еще не то, что нам нужно. Такие изменения можно «навести» клиенту, особенно если у терапевта или лидера группы сильная воля или сильные навязчивые представления о том, как надо жить. С другой стороны, одни только «внутренние» изменения без изменения внешнего контура жизни, тоже вызывают подозрение, что на самом деле никаких реальных изменений не произошло.
Я считаю свою работу и работу группы эффективной тогда, когда меняется одновременно то и другое, когда меняется внутренний строй личности и в соответствии с ним меняется внешняя канва жизни; или наоборот: меняется канва жизни и меняется внутренний строй в соответствии с ней.
Если люди способны менять обстоятельства жизни, которые их не устраивают, причем не случайным образом, а, так сказать, «оседлывать» свою жизнь и дальше ехать на ней самостоятельно, а не куда вывезет; если люди сходятся с тем, с кем хотят сойтись, расходятся с тем, с кем не хотят продолжать быть вместе, находят такую работу, которую хотят, и уходят с такой, на которой не хотят оставаться, если они делают это сами, а не по моей подсказке, тем более не под моим давлением, — это значит, что они на самом деле прошли какую-то терапию, чему-то научились...
Центральным моментом всего этого является экзистенциальный выбор. А этот выбор так или иначе связан с решением «по жизни».
Здесь есть одна существенная тонкость. Средний, обычный клиент обычно и приходит как раз за тем, чтобы вы ему помогли решить какую-то проблему «по жизни»: сделать, например, что-то, чего он то ли боится, то ли не умеет. И все дело в том, чтобы вы не столько помогли ему сделать этот шаг, сколько помогли стать таким, чтобы он смог сам сделать этот шаг, — и много других шагов. Но, вместе с тем, использовать для работы нужно именно тот шаг, который клиент хотел бы сделать, но на который не решается. Иначе говоря, нужно использовать ситуацию практического затруднения, но работать при этом с человеком, а не с затруднением.
2.
Я расскажу о некоторых частных методиках, и приведу примеры. Я надеюсь, что из них сложится какая-то картина того, как это происходит.
Прежде всего, люди часто не принимают или не исполняют решения, способные кардинально изменить жизнь, и «шаги», о которых они мечтают, так и остаются мечтой или фантазией. Вроде бы, можно сделать вот так, и дальше мечтается: «Вот если бы я нашел хорошую работу, я ушел бы с этой...», — но все это через «бы». Есть какая-то очень мощная сила, которая не дает нам этого делать. У нас, так называемых «здоровых невротиков», есть сильный тормоз, и терапия нужна нам именно в том месте, где он есть. Хорошо бы, скажем, поменять работу, но какой-то, например, сильный внутренний иррациональный страх не дает этого делать. Больше того, — не дает даже начать искать какую-нибудь работу. И если даже покупается газетка «Из рук в руки», то, как только затрагивается эта струна, человека охватывает «экзистенциальный ужас».
Людям, которым легко менять работу, этого не понять. Но у каждого свой «пунктик страха»: это может быть страх уйти от жены, страх познакомиться с девушкой, и пр., — место, где хочется или нужно, но очень страшно. Преодолеть этот страх — это и значит овладеть в этом определенном аспекте своей жизнью: страхи постоянно держат человека там, где ему не нравится, а работа с ними делает эти места переменными, которыми сам человек управляет.
Здесь можно делать очень простые и, вроде бы, хорошо известные вещи — только нужно делать их систематически и в правильном контексте. Например, на группе. Терапевту здесь нужно не лениться и не бояться «занудной» систематичности.
Во-первых, большая задача с помощью терапевта и группы расписывается на последовательность маленьких шажков, так что человеку становится как бы даже не очень понятно, где же этот большой и страшный Шаг.
Вернемся к примеру желания сменить работу: очень клиенту надоела его работа, очень он ее не любит, для него это хомут, тяжело и денег мало; все плохо, но уйти он оттуда не может, потому что (например) боится остаться «нигде». Типичный страх: «Ну как же я останусь без работы? И даже если я только попробую начать искать работу, люди могут подумать, что я ищу работу, и начальство может меня уволить», — и т.д.
Что делается? Очень убедительно и вполне основательно создается для клиента возможность не «искать для себя работу», — поскольку это для него страшно, — а «просто» выяснять, какие бывают предложения работы в тех областях, где он более или менее компетентен. В конце концов, это же просто один из элементов профессиональной компетентности, и любому начальнику можно при случае сказать, что это он так повышает свою квалификацию. Тогда он собирает информацию, расспрашивает людей, интересуется... не то чтобы он собирался завтра менять работу, а просто он выясняет, какова конъюнктура. Если случай совсем уж трудный, можно это обыграть так, будто он даже не для себя это выясняет, а для приятеля. Но когда информация собрана, человек оказывается в совершенно иной ситуации: он по-прежнему работает на своей работе, но теперь он знает, что ему есть куда пойти, знает, что спрос на то, что он умеет, в общем достаточный. А к тому же есть немало вещей, которых он пока не умеет, но может легко научиться. Человек теперь представляет себе это поле.
Дальше мы начинаем с ним обсуждать, что было бы, — тут как раз (пока!) без всякого экзистенциального оттенка, именно в фантазии, — что было бы, если бы он работал не здесь, а где‑нибудь «там». Очень важно для начала проделать это именно на уровне фантазии, потому что здесь может быть несколько вариантов: что было бы, если бы он работал там, или сям, или еще где-то...
Затем можно поставить перед ним вопрос, как люди (не он, а просто «люди») устраиваются на работу. Теперь все пространство страшного Шага заполнено, — хотя пока только в воображении.
И вот теперь начинается совершенно другая работа, собственно экзистенциальная. «Бы» проработано во всей своей определенности (обычным человеческим «бы» как правило как раз определенности, проработанности не хватает). Оно, это «бы», — замечательное, и клиент, как мы все любим, начинает интенсивно жить в этом «если бы, да кабы». Тут надо не упустить момент, пока поле еще достаточно свежее, клиент еще не «обжил» эту фантазию. Это — пока — даже еще и не вполне фантазия, она еще имеет некоторый оттенок «как бы реального» планирования. Во всяком случае, это для клиента — открытие мира.
И тут начинается работа, которую я называю нехорошими словами — «дожать» клиента. (Поэтому есть люди, которые меня побаиваются, недолюбливают и т.д.; но есть люди, которые хотят реальных изменений и приходят ко мне именно за этим).
Здесь есть опять же существенная тонкость: очень важно, чтобы клиент не подумал, — чтобы вообще не могло возникнуть такой идеи, — что мне, терапевту, это нужно. Если клиент имеет возможность сказать: «Ты хочешь, чтобы я развелся с женой?» — дело плохо, потому что тогда сделает это или не сделает этого не он: он будет полагать, что слушается или не слушается меня, переложив на меня ответственность за свою жизнь, спроецировав на меня то, что должно было бы стать его экзистенциальным шагом. С ним самим не произойдет вообще ничего. Клиент должен хорошо знать, что терапевту все равно, что это — его, клиента, собственная жизнь.
Тут я пользуюсь основным оружием терапевта — юмором. Я тщательно «выстебываю» малейшие попытки спроецировать на меня свои трудности, чтобы клиент четко знал, что это все — его личное дело. В этом я привык опираться на группу, причем группа у меня более или менее постоянная, — новые люди всегда приходят, когда сложившийся костяк уже есть. (Поэтому, кстати, я не люблю «выездных шоу», а если возникает необходимость в них, то стараюсь заниматься на них не терапией, а тренингом). Люди в группе кое-что знают друг о друге, если не по жизни, то по проблемам, и они знают, что они все такие, у всех такие (или похожие) сложности в том, чтобы сделать какой-то шаг.
В чем состоит «дожимание»? Один из обычных для меня способов — это игра со временем. Я задаю вопрос: «Сколько ты еще выдержишь?» — либо: «Когда ты это сделаешь?» Естественно, клиент, вроде бы, не знает. Тогда я начинаю устанавливать «единицы измерения», говоря: «Давай прикинем: еще лет пять ты на этой работе (или — с нелюбимой женой, или — с папой-мамой) останешься?» У клиента встают волосы дыбом, и он говорит: «Нет, пять лет наверняка не выдержу» — «Ну ладно, пять лет действительно много. А как ты думаешь, завтра уйдешь с работы (из дома)?» У клиента опять волосы встают дыбом, только в другую сторону; он пугается и говорит: «Нет, завтра не могу, боюсь».
В процессе «дожимания» я люблю вспоминать, как это обыграно у Стругацких в «Улитке на склоне», где лесные мужички собираются отправиться «искать город» послезавтра.
Итак, постепенно мы с клиентом выстраиваем «порядок единиц»: пять лет — много, один день — мало; по-видимому, время нужно исчислять в месяцах или неделях. Как ни странно, весь мой опыт (я сначала тоже удивлялся) говорит, что время осуществления решающего шага можно выяснить с довольно большой определенностью.
Тогда идет следующая фаза дожимания: что надо сделать завтра? Вот ты говоришь: «не завтра». Выясняется, что событие Х должно произойти через пару месяцев. Но что можно и нужно сделать прямо завтра? Если завтра ничего нельзя сделать, тогда непонятно, что может измениться через три месяца. Что должно меняться, на что отведены эти два-три месяца?
Обнаруживаются обычно два потока времени. Один — это поток событий, канва жизни. В определенное время должны наступить отпуска, каникулы, выздоровления, зарплаты; весь контекст как-то меняется, и у клиента обычно есть представление, что-де через два или три месяца так сложится, что сделать этот шаг будет легче. Нужно, конечно, проверить, не отговорка ли это; но часто в таких представлениях действительно есть свой резон.
А второй поток времени протекает как бы для самого клиента, для его «внутренней жизни» — он надеется, что сам за эти два-три месяца станет сильнее, обретет что-то новое. Эту линию важно поддержать. Но как раз в рамках этой линии обязательно нужно понять, что именно можно сделать завтра и послезавтра, чтобы через неделю быть реально сильнее, а через два месяца быть достаточно сильным.
У меня за последний год появилась такая форма работы, которая сначала казалось странным «довеском», чем-то вроде «детского сада», а теперь я ее считаю одной из основных. Раз в неделю на так называемой «психотехнической» группе желающие берут небольшие задания: работа с привычкой, какие-нибудь наблюдения, какие-нибудь действия, какая-то сдвижка, — и потом каждую неделю отчитываются. При этом все хорошо знают, что здесь никто им не папа и не мама, никто не поставит оценку: вот, мол, что ж ты, брался и не выполнил. То, что можно получить от группы, — аналог так называемого «честного свидетеля» по Дж. Лилли, или сознавание (awareness) по Перлзу. В сложных случаях я даже прошу образовать пары, в очень сложных случаях подставляю себя: предлагаю «отзванивать» мне каждый вечер, отчитываться. Только не «докладывать об успехах и неудачах», а просто сообщать, как идет дело.
При этом происходит странная для «гуманистов» вещь, о которой из классиков гуманистической психологии говорил разве что Ассаджоли: происходит работа над волей.
Оказывается, что выход на экзистенциальный уровень теснейшим образом завязан именно на функционирование воли. Только это не «ломовая», не грубая воля: поднатужился и сделал, — а потом, как у Маяковского, «не достроил и устал, и уселся у моста». С грубой волей так всегда бывает и иначе быть не может, она в принципе так устроена, чтобы сделать усилие, потом устать, и все это обломалось, как строительство коммунизма с понедельника.
Мы говорим о тонкой воле, которая состоит в том, чтобы организовывать силы и события, свои и внешние, таким образом, чтобы в конце концов сделать оказалось легче, чем не сделать.
Только ни в коем случае никакого насилия, тут нужно очень тонко следить, ни в коем случае никакой сторонней внешней заинтересованности. Клиент, которому нужно что-то сделать, должен сам организовывать свою ситуацию и свои силы так, чтобы сделать было легче, чем не сделать.
3.
И вот, наконец, мы дошли до самого трудного места, — того, где, наконец, действительно нужно что-то делать. Здесь работает еще один прием, который я тоже довольно часто использую (когда это уместно, конечно). Прием, надо сказать, очень острый, резкий. Собственно это ядро «экзистенциальности», о которой я взялся сегодня вам рассказать. Это — необратимый поступок, создание необратимой ситуации.
Когда поле вспахано, когда воля более или менее укреплена, наступает время сделать этот самый «шаг». Если даже с помощью психотехнических ухищрений какие-то проблемы и удается «проскочить» без этого, то все равно для каждого из нас такой момент рано или поздно наступает.
Это действительно страшно. Я и по себе это помню и по клиентам знаю.
Этот страх имеет основания. Еще две с половиной тысячи лет тому назад этот феномен описал Платон в одном из своих ранних диалогов. Софист беседует с кандидатом в ученики. Тот говорит:
— Ты меня сделаешь лучше?
— Да, конечно, я это умею.
— То есть ты меня изменишь?
— Конечно.
— То есть меня такого, какой я есть, не будет?
— Конечно, ты будешь гораздо лучше!
— Значит, такой, какой я есть, я умру?!
Момент смерти того, «какой я есть», в экзистенциальном выборе всегда присутствует, и это действительно страшно. Нужно помочь клиенту пройти этот страх в двух смыслах.
Во-первых, ни в коем случае не нужно говорить, что, мол, ничего, пустяки: ты посмотри, все вокруг так делают... Нужно хорошо понимать, что по содержанию, по канве жизни моменты экзистенциального выбора у разных людей находятся в разных местах, и то, что соседу пустяк, для данного человека может быть действительно трудным жизненным решением. Зато у соседа есть свой пунктик, свой, как мы говорим, «скелет в шкафу», и ему страшно там. И сколько бы мы ни знали, что эти скелеты — стандартная принадлежность обычной квартиры, что они обязательно у всех есть, тут, как ни грустно, действует формула «я — это другое дело».
Еще раз: ни в коем случае не нужно делать вид, что этого страха может не быть. Наоборот, клиент, вся группа и я должны понимать, что вот так оно есть и со всеми нами такое происходит. И клиент должен видеть и знать, что я, как лидер группы, и многие участники группы проходили и будут проходить такой опыт.
Кстати, если я, как лидер и терапевт, не поддерживаю в себе способности проходить этот шаг, и если я не осуществляю его, по мере необходимости, ежемесячно, еженедельно, а в малом масштабе ежедневно, — то я просто не буду иметь права придти на эту группу. А если и приду, то у меня ничего не получится.
Итак, с одной стороны, клиент должен понимать, что все знают, что это страшно. И что в некотором смысле он, в своем этом шаге, — один. Он сам должен его сделать, никто не может его сделать за него или даже вместе с ним.
Но, с другой стороны, во всем, в чем возможно, нужно его поддержать. Орлы, конечно, летают в одиночку, но вместе с тем клиент может знать, что «на входе» и «на выходе» мы все здесь, вся группа, мы с ним и мы его поддерживаем. Делает свой шаг он один, но когда он его сделает, он сам станет сильней, и мы все с ним станем сильней, вообще люди станут сильнее. Я вполне всерьез полагаю, что каждый шаг каждого из нас — это вклад в общечеловеческую Работу.
Итак, мы вспахали поле, т.е. сделали очень большой шаг максимально узким, мы работаем над волей, и клиент понимает, что от него требуется некоторое усилие. Мы наметили место и время, когда и как это будет сделано. Остается, как я сказал, еще один момент: спроектировать необратимый шаг.
Такой необратимый шаг для каждого клиента и для каждой ситуации — свой, особый. Для кого-то, например, пойти к начальнику и сказать: «Я хочу от вас уйти», — это еще не шаг, потому что начальник начнет уговаривать, повысит зарплату и т.д. А для кого-то это шаг, после которого отступления не будет. Это зависит от внешней ситуации и от внутреннего отношения, т.е. это нужно очень внимательно обсудить и понять вместе с клиентом.
Часто этот шаг по содержанию не совпадает с решением самой проблемы, то есть с тем, чего клиент хочет в конце концов добиться, а является предварительным или контекстуальным условием. Но это такой шаг, после которого не решать проблему станет невозможно.
Вот простой бытовой пример. Человек боится идти вырвать зуб; знает, что не больно, но осталась у него детская фобия, как засовывают в рот эту иглу с анестезией... В качестве необратимого шага делается следующая вещь. Клиент просит жену позвонить в регистратуру поликлиники, выяснить, сколько это стоит, когда можно сделать и пр. После этого, — так у них с женой это устроено, — после этого не пойти он уже не может: он просил, она позвонила, значит нужно идти. Вот такая мелочь может оказаться той самой соломинкой, которая ломает спину верблюду.
Важно, чтобы шаг был именно необратимый. Кстати, умение планировать и совершать такие шаги, т.е. расставить фишки на доске (внешней и внутренней) таким образом, чтобы дальше делать нужное было необходимо, — одна из основ того, что я называю тонкой волей.
Но при этом очень важно, чтобы этот необратимый шаг планировал, а уж тем более совершал сам клиент, а не терапевт за него. Чтобы у клиента не было возможности сказать, что это терапевт поставил его в безвыходную ситуацию. Клиент должен знать от начала до конца, что это он расставил фишки, он организовал действие и совершил его.
Если это произошло, клиент осуществил свой экзистенциальный выбор, и, получив такой опыт, он в той или иной мере научился овладевать своей жизнью.
Кроме того, если это происходит в группе, и разные люди решают свои проблемы в разных областях жизни, то клиент может обнаружить, что многое из того, что он считал в жизни совершенно неизменным, на самом деле является переменным, и переменными этими можно управлять.
А дальше, как я постоянно говорю, единственная по‑настоящему трудная проблема для терапии — это чтобы клиент захотел.
Вопрос. (не слышно, насколько я помню, о девочке, которая после мединститута пришла работать в поликлинику и трудно приживается в коллективе).
М.П. Я бы сделал здесь вот что. Я бы выяснил, что в этой ситуации она хочет изменить, и что она могла бы изменить. При этом я бы старательно высмеял ее представления о константах, например, о том, что если уж она закончила мединститут, то надо идти на эту работу, в этот коллектив. То есть я бы добился, чтобы она «разула глаза» и увидела, что, несмотря на тот «прискорбный» факт, что она закончила мединститут, у нее в этой точке имеется богатый выбор: она может пойти торговать в лавку, она может заняться продажей косметики, сидеть для какой-нибудь фирмы на телефоне и многое другое. Чтобы она не думала, что ее, как козлика на заклание, волокут на эту работу, в этот коллектив, чтобы это был ее выбор. Если ты действительно хочешь здесь работать, со всеми неудобствами, с маленькой зарплатой и прочим, — это твое решение, ты платишь этими неудобствами за что-то, тебе самой здесь нужное. А если нет — свободна. Зачем тебе эта поликлиника, зачем этот коллектив?
То есть я бы создал в ее сознании большое поле выбора с тем, чтобы она поняла, что вовсе не обязательно сидеть в той дыре, в которой она оказалась, а есть масса других возможностей... А дальше уже по ситуации: намечаем цель, намечаем, что надо сделать в первую очередь, и — вперед.