Во время «разминок» на группе мы часто убеждаемся, что в каждом лице можно увидеть многое. Это соответствует основным теоретическим понятиям гештальтпсихологии: на одном и том же «материале» могут создаваться разные гештальты, разные фигуры. Соответственно, глядя на себя в зеркало, можно увидеть черты «себя» очень разного: увидеть в себе своего отца и свою мать, увидеть себя маленьким, увидеть себя юным, увидеть себя старым. В этом стоит поупражняться. Только не путайте это с корченьем себе рож. Во всей этой работе вообще не следует корчить себе рожи. Можно лишь чуть-чуть подстроиться, настроиться, перестроиться, и то скорее спонтанно, чем намеренно что-то «делая».
Однако это еще не собственно работа, это именно разминка.
В нашей культуре все постоянно смотрятся в зеркало. Поправить прическу, надеть платочек, — мало ли еще что. Но редко делается одна вещь, которая необходима для того, чтобы начать работать со своим отражением. А именно, нужно увидеть себя глаза в глаза, т.е. дать себе понять, что я себя (в зеркале) вижу.
Это особый момент самопамятования, — кстати, один из возможных «будильников». Но конечно в качестве будильника он будет действовать недолго, как и всякий будильник, а потом, наоборот, придется использовать массу разных других будильников, чтобы себя в это место привести и с собой в зеркале действительно встретиться. С этого и начинается вся работа: с того, чтобы с собой в зеркале встретится.
Вопрос. Всякая ли работа с зеркалом должна начинаться со встречи с собой?
М.П. Если речь идет о психотехнической работе, то обязательно.
Теперь мы переходим к самому важному моменту. Вне зависимости от игры в различные образы, почти у всех, почти всегда возникает странный эффект: очень острое ощущение, что «это не я». Потом человек может «присмотреться», привыкнуть к себе в зеркале, тогда этот эффект несколько сдвигается в сторону: «Ну да, вот так я выгляжу». Но всегда есть некоторое недоумение и отчуждение. Это похоже на то, как изнутри человек себя слышит иначе, чем в записи на магнитофоне. И дело не только в костной проводимости, в неточности магнитофона и прочих привычных объяснениях, а прежде всего именно в том, что наше самовыражение всегда несколько отличается от представления о себе.
Итак, увидев себя в зеркале, я прежде всего вижу какой-то образ, который мною осознается как «не я». И это, в частности, значит, что у меня есть какие-то средства почувствовать это. Хотя при этом не дай вам Бог задаться вопросом, «какая же я» или «какой же я на самом деле». Нет никакого «самого дела», это фикция. Дело не в этом, а в том, что в зеркале мы обнаруживаем то, как мы представлены во внешнем мире.
Вопрос. А если вопрос «какой я на самом деле» возникает, куда он относится?
М.П. Он коренится в наивном предположении, что Самость (Self) имеет непосредственное предметное выражение. А это не так, хотя вопрос это сложный, потому что, в частности, как я уже сказал, у нас странным образом есть средства обнаружить, что то предметное выражение, которое мы видим в зеркале, «не то». А вот вопрос, что было бы «тем», если и имеет смысл, то очень сложный: это тема «зеркальной Самости» по Кохуту. Я могу здесь напомнить историю о том, как я «узнал» себя в фотографии молодого отца. Впрочем, мы еще вернемся к этому во второй части лекции, когда речь пойдет о персоне.
Итак, есть некоторая предметность, которая предъявляется мне, когда я смотрю на себя в зеркало тем же взглядом, каким я смотрю на других людей. Я себя не узнаю. И благодаря этому может возникнуть много разных психотехнических возможностей.
Я назову некоторые типичные задачи.
Первая задача — нужно признать, принять то, что я там вижу, даже если это меня не устраивает. Возможности изменения наступят только после того, как я соглашусь что «вот это и есть я». Т.е. конечно не я, но именно так я в этом мире выражен. Дальше я могу начать говорить, что мне хотелось бы быть (выглядеть!) тоньше или толще, добрее или нахальнее, и пр. Но начать надо с того, чтобы заметить себя, потому что очень много психических сбоев происходит от нежелания себя замечать, — несогласия с наличным, попытки делать вид, что ничего этого нет, как-то обойти наличное. Так вот, первая обязательная задача состоит в том, чтобы заметить это. Сказать: «Вот это и есть то, как я выгляжу, и по-видимому большинство людей как раз это и видят, когда и если на меня смотрят».
Здесь есть отдельные темы, на которых стоит остановиться и над которыми стоит поработать специально. Одна из них обозначена предыдущим пассажем. В зеркале я могу увидеть, каким меня видят другие люди. Если я хочу с этим специально поработать, мне нужно сменить тип гештальтообразования. Потому что если я, например, занята тем, что моя физиономия полнее, чем мне бы хотелось, то это и формирует фигуру, а все остальное уходит в фон, так что я вижу себя при этом не так, как видят меня другие люди. А чтобы увидеть себя так, как видят меня другие люди, мне нужно посмотреть на себя «со стороны». Это особый взгляд, дающий некий специфический образ, — взгляд с отношением спокойного принятия.
Опять же, это повод лишний раз поупражняться в отношении спокойного принятия к разным людям. Более приятным, менее приятным, — к себе в том числе.
Дальше, если я «установился» в том, каким меня видят, а при этом я изнутри ощущаю себя иным, мне нужно то, что я увидел в зеркале, на себя примерить. Это, конечно, делается не за один раз, а в процессе многократной «притирки». Но в конце концов я вдруг замечаю этого «Михал Палыча», каким его (меня!) видят. Что не мешает мне продолжать с большей или меньшей остротой ощущать, что это «не я».
Приняв этот образ как данность, дальше надо его примерить и начать учится «носить». Несмотря на то, что это «не я», я ведь выражаю себя в социальном, психологическом и даже интимном пространстве с разными людьми только через это. Меня таким видят. Учась это «носить», я могу дальше учиться выражать себя через это. Я могу постепенно приспосабливаться к этому «не я», и в той мере, в какой я его принял (не отождествился, сказав, что это я и есть, а именно принял в его собственном качестве), я могу выражать «себя» через «него».
Итак, я принимаю свой образ, который вижу в зеркале, как имеющееся у меня выразительное средство. Это средство у меня есть, а других мне по жизни, очевидно, не дано (если только я не «лицедей» из «Дюны»). Если я хочу его изменить, это можно сделать двумя способами: можно извне вгонять себя в какие-то рамки, а можно менять изнутри (что соответствует «искусству представления» и «искусству переживания» по Станиславскому).
Тут — третий вид упражнений, которые можно делать с зеркалом. Можно, отойдя самому на позицию психотерапевта, или скажем на позицию доброго понимающего человека, посмотреть на того, кто в зеркале, и попытаться его понять. Но это возможно только после того, как проделано достаточно много работы в предыдущих режимах. Когда то, что я вижу в зеркале, приобретает для меня статус собственного существования, когда я научился видеть в зеркале не столько «себя», сколько «такого человека», тогда я могу задаться вопросом, как живется этому человеку, и это, среди прочего, может оказаться средством для очень интересного хода.
Напомню, что у нас есть различение образа себя и модели образа себя. Модель образа себя всегда выполнена в некоторых средствах, это осознание. Оно всегда не вполне соответствует «реальному» образу себя. В частности, в предлагаемой серии занятий с зеркалом можно увидеть неполноту той модели, в которой я себя осознаю, — поскольку она, эта модель, явно не включает того, что я вижу в зеркале.
Если же я встаю на позицию понимающего психотерапевта, я могу поставить перед собой задачу узнать этого «иного», посмотреть, как он живет на самом деле, а не в моем несколько измененном воображении.
Структурно это можно описать, различая три позиции. (1) В зеркале я вижу изображение, глядя на которое, — если я умею посмотреть на него отстраненно, — я вижу сквозь персону некое Эго, как-то живущее. (2) Я имею модель образа себя, — нечто до некоторой степени искаженное, трансформированное под мои воображаемые идеалы — это то, каким я хотел бы себя видеть, каким я могу позволить себе себя видеть. (3) И если я сумел растождествиться как с одним, так и с другим, если я встал на позицию независимого психотерапевта, я могу увидеть насколько первое отличается от второго.
Если я встаю у зеркала в третью позицию, позицию психотерапевта, я смотрю на себя-в-зеркале как на «этого человека» и могу понять его глубже и лучше: кто это там такой и как ему живется. И это я могу увидеть промелькнувшим в его глазах. Так я могу узнать о себе, о своей психике много нового и интересного.
Конечно, то, что здесь описано, — только немногие из возможностей, которые открываются при более или менее систематической психотехнической работе с зеркалом.