Сегодня у нас трудная тема, тема про сознание и про Работу с сознанием. Я попробую зайти к этой теме с четырех разных концов. Два из них, во второй половине лекции, будут специфически гурджиевскими, а до этого два введения.
1. Первое будет упражнением в апофатической антропологии. Известно, что существует апофатическое богословие, т. е. попытка подобраться к пониманию, что такое Бог, через перечисление того, чем Бог не является и быть не может. Похожим образом я попытаюсь подобраться к тому, что такое сознание (в данном случае оно будет обозначаться как «Я») в духе известного упражнения, описанного Ассаджоли. (Роберто Ассаджо́ли — психолог середины ХХ века, основатель психосинтеза).
Упражнение начинается с простой констатации: «У меня есть рука, но я — не моя рука». Давайте попробуем это утверждение основательно продумать. С одной стороны, вроде бы, понятно, что я — не моя рука, с другой стороны, могут возникать сомнения, типа «ну как же, я сильно завишу от того, что рука у меня есть, и что она может делать». Здесь место, где можно и нужно отделить собственно «Я» от различных свойств, качеств, принадлежностей, которые присущи, связаны с этим «Я».
У меня может и не быть руки, но «Я» — все равно «Я». Поэтому, когда я говорю, что у меня есть рука, я могу спокойно сказать, что я — не моя рука. Нужно додумать, довести эту мысль до конца не просто на интеллектуальном уровне, но до понимания всеми центрами.
Шажок дальше: «У меня есть две руки, но я — не мои руки». Вроде, понятно, хотя еще труднее, потому что многое из того, что я могу, что я делаю, я делаю двумя руками. Вспомним, что Гурджиев однажды подробно рассказывал, почему он подчеркивал формулировку «рука руку моет», и т. д.
Дальше мы можем сказать: «У меня есть руки и ноги, но я — не мои руки и ноги». Представим себе неприятное, допустим, что у кого-то может не оказаться рук и ног, но человек все равно остается своим «Я». Известная история, когда человек успешно социально функционировал в таком состоянии. Когда они есть, когда у меня есть руки-ноги, я ими успешно пользуюсь. Но я ими именно владею, они у меня есть, и я — не мои руки и ноги.
Дальше — тело. Тут опять возникают колебания, хотя многим из вас я показывал медитацию слежения за дыханием, когда тело дышит, а «Я» слежу за дыханием. «У меня есть тело, но я — не мое тело». Хитрый вопрос, могу ли я обойтись без тела, но мы его оставим в стороне. Во всяком случае, мы можем сказать, что «Я» — не мое тело, мое тело у меня есть, и «Я» им пользуюсь.
Среди так называемых когнитивистов бродит бессмысленное утверждение, что-де мозг что-то решает, а человек-де за мозгом не успевает. Мозг ничего решать не может, решает другой уровень, — допустим, инстинктивного поведения, или даже рефлекторного поведения. Но это не мозг. Все эти инстанции мозгом пользуются так же, как мы пользуемся компьютером, текстовым редактором, чтобы набирать на компьютере тексты. Это всего-навсего механизм, от него зависит, какие тексты мы можем набрать, а какие — не можем, но не эта инстанция определяет тексты, которые мы набираем. Соответственно, «У меня есть тело, включая даже мозг, но я — не мое тело». Мое тело вместе с мозгом является носителем этого «Я».
Утвердили: «У меня есть тело, руки, ноги, голова, даже мозг, но „Я“ — не мое тело».
Рекомендую проделать при случае это упражнение несколько раз, чтобы довести до реального понимания.
Идем дальше. «У меня есть социальные роли». Выберите себе любую, допустим, «У меня есть профессия, но я не моя профессия». Или «У меня есть семейные роли, я чей-то папа, но я — не мои социальные роли, я не мои семейные роли», и т. д. Сумму социальных ролей я называю социальным телом. Так же как у каждого из нас есть биологическое тело, так же у каждого есть социальное тело. Вне социального тела человек живет в своем биологическом теле. И точно также мы живем в своем социальном теле как носителе моего «Я».
Важно проделать этот экзерсис на единичных ролях, потом на кустах, кластерах ролей. «У меня есть внешние социальные роли, но я — не…». «У меня есть семейные роли, но я — не…». «У меня есть внутренние роли в моих внутренних диалогах, но я даже и не мои внутренние роли, я оттуда ушел».
Я начинаю понимать, что у меня есть какое-то «Я», и это «Я» — не биологическое тело и не социальное тело. «У меня есть биологическое тело, но я — не мое тело». «У меня есть социальное тело как сумма моих социальных ролей, но я — не мое социальное тело».
Еще шажок: «У меня есть психика». Понять, прочувствовать, как говорил Гурджиев, всей своей массой: «У меня есть психика, но я — не моя психика». Для вхождения в понимание этого можно начать с отдельных психических функций. «У меня есть память, но я не моя память». Известные, описанные в психологии случаи, когда человек лишался памяти, но оставался в своем «Я».
Или «У меня есть восприятие, но я не мое восприятие». У многих есть опыт глубокой медитации, когда восприятие гаснет, отсутствует, но «Я» остается. У многих есть опыт медитации пустоты, когда вообще ничего нет, но есть кто-то, кто медитирует. Буддисты обозначат это как Анатман, не-я, но все равно, кто-то там есть. В гурджиевской традиции, в отличие от буддийской, тот, кто там есть, как раз обозначается как «Я», и это «Я» культивируется. Понятно, что там это «Я» связано с сознанием и волей.
Итак, «У меня есть психика, но я — не моя психика».
Дальше я скажу очень парадоксальную вещь. Формулировка звучит так: «У меня есть мое «Я», но я — не мое «Я». Это намек на триаду, которая в единичном сознании воспроизводит формулировку «Я есмь Сущий», но это нам на вырост.
Мы прошли биологическое тело, социальное тело, психику как аппаратуру, на которых живет это мое «Я», и добрались до возможности сказать: «У меня все это есть, но я — не это».
На этом первую часть лекции, которую я ее назвал апофатической антропологией, можем завершить. Мы здесь приходим к какому-то «Я», которое в принципе и есть сознание и воля, но в апофатической модальности мы определений этому дать не можем. А можем всё больше и больше содержания оттуда убирать.
2. Вторая часть лекции будет философской. Здесь я буду рассказывать о понятии из современной теории систем — понятии эмерджентности. Речь идет о том, что сущее может быть представлено в виде, если крупным помолом, — как минимум трех уровней. Переходы между ними и составляют эмерждентность, т. е. не могут быть непосредственно развиты из предыдущего уровня. Это уровни неживой или физической материи, затем живого и затем сознания и воли.
Понять, что такое эмерджентность, можно, вглядываясь в переход от неживого к живому. Вся суть дела в том, что живое не может быть описано в терминах неживого как определенный механизм, обеспечивающий живое с помощью каких-то движений, сочетаний, ухищрений неживого. Это в принципе невозможно. Есть в так называемой научной картине мира, у людей, которые не очень понимают, о чем речь, фантазия насчет того, как обеспечить из неживого возникновение живого с помощью исключительно механизмов неживого. Это принципиально невозможно. Вспоминаем один из вариантов описания триады у Гурджиева: «Высшее соединяется с низшим, чтобы породить среднее». Живое есть то среднее, которое рождается из неживого с помощью участия какого-то высшего. Как это происходит — нам сейчас неважно, и умеем ли мы это описать, опять же неважно.
А важно, что у живого есть принципиальный закон существования этого уровня, которого нет и не может быть на предыдущем, на уровне существования неживого. В современной биологии этот специфический закон описывается термином аутопоэз или аутопоэзис, в переводе — «самовоспроизведение». Клетка пропускает через себя различные неживые вещества, они протекают через клетку, а клетка как таковая при этом поддерживает себя. Она поддерживает свою границу и свою внутреннюю организацию. Она может даже воспроизводиться, но это уже следующая история.
Специфическое свойство живого, которого нет у неживой материи — это способность к самовоспроизведению. Дальше клетка разрастается до организмов, в том числе, нас с вами. Мы знаем, что наш неживой материальный состав постоянно изменяется. Через нас все время протекает какая-то материя, а мы остаемся той живой биологической формой, которой мы являемся.
Важно отношение между неживой и живой природой. Неживая природа подвержена второму закону термодинамики, т. е. стремится к исчезновению движения, к тепловой смерти. Это называется законом энтропии.
В середине ХХ века догадались, что этому противостоит негэнтропия. Шрёдингер связал негэнтропию с живым. Способность живого к самоподдержанию посредством самовоспроизведения противостоит второму закону термодинамики. Живое существует, и если говорить о гурджиевской идее взаимного поддержания уровней, то живое существует ради противостояния энтропии, т. е. исчезновению неживой материи, ее стремлению к тепловой смерти.
Законы живого и развернутая биология как изучение живого в нашей культуре достаточно развиты. Поскольку это обозначается как наука, а науке придается большая ценность, философы и психологи пытаются на этом уровне объяснить, описать сознание. Среди философов и психологов известно и утверждено, что сознание — это загадка, загадка эта до сих пор не разрешена. Поиски направляются на нахождение механизмов сознания, описываемых в терминах биологии, т. е. наук о живом.
Но это принципиально невозможно, потому что сознание и воля в том смысле, в каком о них говорит, например, Гурджиев, являются следующим эмерджентным уровнем. Это эмерджентный скачок, который из самого живого, ни из какой эволюции самого живого следовать не может. Это принципиально другая действительность. Поэтому можно сказать в привычных нам терминах, что у сознания никакого «механизма» быть не может. Сознание не может быть описано как «механизм» каких-то движений, сочетаний живого. Сознание — это сознание, и всё тут.
Выскажу гипотезу (это чистая гипотеза, и чисто моя). По описанию Гурджиева, Вселенная была создана Отцом нашим Абсолютом из-за того, что безжалостный Геропас угрожал Отцу нашему Абсолюту исчезновением, и ради поддержания существования был создан мир, основанный на принципе взаимного поддержания, Гурджиев называет его Трогоавтоэгократ. И в этом взаимосвязанном мире, так же, как живое нужно для поддержания негэнтропии, противостоящей энтропии, сознание и воля необходимы потому, что жизнь возможна только в узких пределах условий, обеспечиваемых неживой материей. И эти условия не постоянны, не гарантированы, даже звезды, в конце концов, умирают.
Сознание, воля как следующий эмерджентный уровень, возможно, существуют ради того, чтобы обеспечить деятельность, посредством которой живое способно обеспечивать себе условия существования. На наших глазах в нашем опыте человечество обеспечивает себе питание, жилище и прочие хорошие вещи, стараясь не зависеть от внешних биологических условий. А дальше, по-видимому, речь идет о межпланетных и межзвездных перемещениях, посредством которых живое обеспечивает себе условия для своей жизни.
Суть того, что я старался рассказать, состоит в том, что сознание, воля или то, что у Гурджиева называется «Я» как полноценное «Я», тот Хозяин повозки, о котором мы говорили, — это следующий эмерджентный уровень существования, принципиально не сводимый к уровню существования живого. Сознание и воля, как они понимаются у Гурджиева — это другой уровень существования.
3. Теперь мы можем перейти к третьей части. Здесь напомню, что у Успенского-по-Гурджиеву много сказано про возможности работы с сознанием, про selfremembering, которое во многих местах переводится неуклюжими словами «самовоспоминание» или немножко лучше — «самовспоминание», или еще лучше — «вспоминание себя». А мне один из людей традиции подарил словечко, которое мне гораздо больше нравится — «самопамятование».
Для тех, кто хочет с этим работать, я поставил бы такую задачку: выбрать из книжки «В поисках чудесного» хрестоматию того, что есть по поводу самопамятования и вспоминания себя.
В современном американском попсовом буддизме есть концепция и техника, которую они называют mindfulness. На русский переводят как «осознанность». Есть концепция, есть практика, об этом написано большое количество популярных книжек, и даже не очень популярных, и даже внятных. У основателя гештальттерапии Фрица Пёрлза нечто подобное называется «аwareness», я это перевожу как «сознавание, замечание, осведомленность», сводя в своих текстах к словечку «сознавание». «Сознавание» — неологизм, но он служит как раз для того, чтобы не путать с гораздо более обобщенным термином «сознание» и не путать с «осознанием».
Сознавание или популярное mindfulness не стоит путать с реальными буддийскими практиками, потому что, вроде бы, если вырвать из буддийского контекста описание, то получится очень похоже, но в буддийском контексте это опирается на буддийские представления о мире, буддийский способ жизни в мире, и там это звучит иначе. А тут речь идет просто о том, что мы отдаем себе отчет в том, что мы видим, слышим, чувствуем, переживаем, делаем.
Простейший феномен: я смотрю на что-то и отдаю себе отчет в том, что я вижу. У Пёрлза описано специальное упражнение на развитие awareness. Оно кажется мне немножко неуклюжим, потому что по Пёрлзу оно требует проговаривания, хотя бы внутреннего. Проговаривание гораздо медленнее, чем в обычном нормальном состоянии происходят сдвижки этого восприятия и соответствующей осведомленности.
Есть хорошая книжка упражнений. Автор (Юрий Констант) описывает их как упражнения на внимание, но это как раз упражнения на осознанность, развитие способности какое-то время постоянно, континуально сознавать все, что попало в сферу твоего внимания.
Важно, что речь идет о сознавании не только воспринимаемого, но и того, что ты делаешь, т. е. поведения, действования и деятельности. Это очень полезная, даже, я бы сказал, необходимая практика. Она удерживается не очень долго, потому что наследственным образом человеческая психика «заточена» под ориентировочную реакцию, и поэтому обычная психика в обычных режимах своего функционирования постоянно сдвигается куда-то, и мы осознанность, mindfulness, аwareness быстро теряем.
Упражнение, которое в бытовом употреблении в рядах ищущих и называется медитацией, состоит в том, чтобы, потерявши это сознавание, вспомнить об этом и вернуться. Знающие люди напоминают, что надо не ругать себя за то, что потерял, забылся, а наоборот, хвалить себя за то, что вспомнил. Хороший учебник буддийской медитации — «Свет ума» Куладасы. Начальные фазы такой медитации даже не требуют погружения в буддийские концепции.
Но аwareness или mindfulness еще не есть самопамятование. Потому что самопамятование, как мы можем прочесть у Успенского, это аwareness плюс сознавание того, что я сознаю. Вот например, прямо сейчас я не просто сознаю, что я вижу себя на экране, или вижу многих из вас картинками на экране, я еще сознаю себя, сознающего это. Это рефлексивная структура.
Самопамятование, самосознание принципиально является рефлексивной структурой. «Я сознаю, что я сознаю то, что я сознаю». Это трудно, даже если все это понимать и смотреть на схемку Успенского, где нарисованы две стрелки, одна стрелка — на то, что я сознаю, а вторая стрелка — на самого себя. Кстати, эта картинка недостаточна. Дело в том, что в этом акте нужно не просто сознавать самого себя, а сознавать самого себя, сознающего какую-то предметность. Сознание имеет какой-то предмет, а самосознание имеет предметом себя, сознающего какой-то предмет.
Интересные игры с самосознанием можно найти у Гегеля в «Феноменологии духа». Но он занят самосознанием философски-теоретически, а нам нужно научиться делать это практически. Даже если мы имеем описание, понимаем, о чем речь, добраться до этого состояния «вот оно!» тоже не так легко. Воспроизводить это состояние в себе тоже трудно.
Гурджиев и Успенский подчеркивают, что это требует наличия специальной тонкой энергии, и здесь должна быть речь о том, как сберегается эта энергия, как воспроизводится эта энергия. Все это вы можете найти у Успенского.
Такое самосознание достижимо. Гурджиев не один раз подчеркивает, что это способность человеку дарована, она у нас есть. Но обычные люди ее не практикуют, могут лишь нечаянно, случайно попасть туда, например, в стрессовой ситуации или благодаря всплеску тонкой энергии. А нам с вами нужно это практиковать. Можно практиковать аwareness, сознавание того, что мы видим, воспринимаем, что мы делаем, что происходит, и на пике этого сознавания мы имеем возможность некоторым специальным дополнительным усилием сознавать себя, сознающего это.
Кстати, есть промежуточная форма, которая тоже полезна, но которую не следует путать с самим самосознанием. Это сознавание работы собственных центров. Например, если я сознаю, что происходит с моим телом, в моем теле, кажется, что я сознаю себя. Но это все-таки не «себя», а тоже одна из предметностей. Но эта предметность уже приближает нас, ведет нас к самосознанию. Так же возможно сознавание собственных эмоций, так же — сознавание собственных мыслей. Ближе всего — наблюдение за внутренним диалогом. И как венец всего этого — самосознание как сознавание себя, сознающего какой-то предмет.
Но есть другой вариант самопамятования. Это вхождение в состояние, которое в христианстве описывается как «Я есмь Сущий». В буддизме, индуизме и других школах для этого есть свои описания и термины. Когда без всякого содержания я просто обнаруживаю, что вот это я. «Я есмь Сущий». У Гурджиева есть немало упражнений на это переживание. В частности, полезное упражнение связанное с дыханием. Здесь вообще нет никакой предметности, а есть абстрактное переживание «Я есмь, это я». На самом деле, оно не бинарно, а триадично. Там не просто «Я есмь», а там «Я есмь Сущий».
4. И есть еще одна тема. Это тема не по Успенскому. Это тема по гурджиевской книге «Всё и вся». Начну с простого вопроса, он есть даже у Пёрлза: «А что мешает нам быть постоянно в сознании, постоянно сознавать что мы делаем, что происходит, что мы воспринимаем?». Один из ответов, тот, который дает Пёрлз — это дискомфортность того, что может иметь место.
У Гурджиева это одна из сторон того, что он называет «парктдолгдьюти». Это словечко приспособлено для того, чтобы отделить эту концепцию от обычной концепции обычного социального долженствования. Гурджиев не всегда прямо (но это нетрудно понять) утверждает, что люди — не люди, как раз из-за того, что они не выполняют парктдолгдьюти. А состоит он в сознательном труде и намеренном страдании.
Намеренное страдание — это вовсе не какие-то мазохистские выдумки, а как раз и есть намеренное принятие того, что всё есть как есть. В обычном режиме функционирования люди не сознают реальность такой, какая она есть.
Мой обычный пример. Подходит женщина к зеркалу и говорит: «Надо бы похудеть». Она не видит себя в зеркале. Она не видит, не воспринимает себя, как есть, она вообще не видит там «себя». Она видит женщину, которой надо бы похудеть, а раз «надо было бы», то значит когда-нибудь (конечно, не сегодня) она этим займется, и, наверное, когда-нибудь будет оно вот так… Вся эта последовательность когниций нормальным обычным образом не дает её психике увидеть, что всё есть, как есть. Воспринять, сознавать всё, что есть, как оно есть — это то самое усилие самопамятования, о котором у Успенского речь в других терминах. Но это особенная практика, трудная, связанная со страданием, поскольку то, что есть, как оно есть, для нас дискомфортно.
Но нужно не путать здесь страдание с мучением. Работающий человек страдает, обычный человек, т. е. дурак, мучается.
Самосознание — это самосознание в рамках парктдолгдьюти, в частности, намеренного страдания. Приучение себя к тому, чтобы воспринимать то, что есть, как оно есть. Это еще одна сторона того, что нам нужно в рамках гурджиевской Работы делать с нашим сознанием.